предложения? Так и думал, что я вам безразличен. Эх, Антонина Эдуардовна!
– Тише, Семен Семенович, – сказала Боблова севшему рядом с ней участковому, – сегодня личные отношения должны отойти на задний план. – И сунула ему в руку сорванный дворником листок.
– Что это? – озадачился участковый и прочитал: – «Дипломная работа студентки пятого курса…»
– С другой стороны читайте, – намекнула ему Боблова.
– «…имя преступника…» Что это все значит?!
– Только то, Семен Семенович, что Василькова нашла душегубца. С моей помощью и этим объявлением она провоцирует негодяя. Вы поняли?
– Отлично понял, – нахмурился Пугач, – что она, да и вы, Антонина Эдуардовна, этой самой провокацией нарушаете правила общественного порядка. И надеетесь, что вам все сойдет с рук?!
– Очень надеемся, Семен Семенович, – кокетливо опустила глаза Боблова. – Без вас мы никуда.
– Ладно. – Пугач взял у нее тетрадку. – Однако, – изрек он, пробежав глазами записи. – «Заинтересовалась». Таким объявлением не заинтересовался бы только полный идиот.
– Семен Семенович, – возмутилась Боблова, – я принимаю только конструктивную критику.
– Извините, Антонина Эдуардовна, вырвалось по привычке!
– А вы отвыкайте, – посоветовала дама, – скоро у вас начнется новая жизнь…
– Скоро, – довольно повторил участковый и расплылся в улыбке.
– Да, скоро мы поймаем преступника и вас представят к награде! Вы же не бросите нас на произвол?
– Ну что вы?! Да никогда!
Подошедшие к подъезду Василиса с Юлей увидели картину неземного счастья двух немолодых людей. Юлька, замешкавшись, остановилась, но Василиса уверенно прошла вперед. Жизнь не заканчивается, у этих двоих еще будет масса времени насладиться обществом друг друга, а пока нужно заняться преступлением. Она поздоровалась с Пугачом и взяла из его рук тетрадь.
Тот не стал спорить, молча проследил за ее действиями и глубоко вздохнул. А куда деваться? Эмансипация давно проникла в их стройные мужские ряды. Что там женщины-сыщики? Уже в правительстве министры в юбках!
– Все понятно, – заявила Василиса, просмотрев записи. – Семен Семенович, собирайте соседей в квартире Евы Дворецкой.
– Все понятно? – хмуро переспросил Пугач.
– К сожалению, – кивнула Василиса и вернула тетрадь Бобловой. – Антонина Эдуардовна! Вы просто бесценный помощник.
– А что понятно, Василиса? Что? – засуетилась Юлька. – Преступник Сметана или Гуньков?
– Я думаю, – окрыленная похвалой, высказала предположение Боблова, – здесь действовала целая банда с битами!
– А я уверена, – не согласилась с ней Юлька, – что всех колошматил Гуньков!
Василиса усмехнулась и задумалась.
– Семен Семенович, у меня к вам будет одна просьба личного характера…
Не каждой женщине так повезет, что в жизни ей повстречается благородный разбойник. Анне Владимировне он встретился уже во второй раз. Когда кто-то принялся ковырять ключами замки на дверях коттеджа, она подумала, что в дом пытается проникнуть вор. Воры, как и благородные разбойники, не часто баловали Анну Владимировну Сметану своим вниманием. По рынкам, с тех пор как они с мужем стали состоятельными, она уже не ходила, в электричках не ездила… Но мечта о чем-то волнующем бередила нежную душу богатой женщины пост-бальзаковского возраста.
Временами накатывала на Анну Владимировну волна ужаса, что будет, если они станут нищими, но она так же быстро отходила, оставляя на влажном берегу трепетное состояние влюбленности. В кого, Анна Владимировна не знала сама. Да хотя бы вот в этого сумасшедшего парня, вломившегося в ее дом во второй раз.
Она спрятала за спину кухонный нож, которым вооружилась на всякий случай, и уставилась на вошедшего. Тот копошился возле дверей, пытаясь теперь их закрыть на все замки, и не замечал ее присутствия.
– Ах, молодой человек! – воскликнула Анна Владимировна, как ей показалось, очень чувственно.
Гуньков, а это был он, от неожиданности подпрыгнул и ударился головой об полку со шляпами.
– Вы меня просто преследуете, проказник! – Анна Владимировна сощурила и без того узкие глазки и просверлила ими бедного пиарщика. – Чего вы хотите от меня добиться, негодник?!
И супруга уважаемого человека, директора мясокомбината «Рога и копыта», чуть ли не депутата городского собрания, поперла на Гунькова пышным бюстом. Он, не говоря ни слова, резко развернулся и принялся изо всех сил рвать дверную ручку.
– Не выйдет! – довольно потерла руки супруга начальника, и Гуньков увидел у нее огромный кухонный нож.
– Мама дорогая, – прошептал он и свалился к ногам Анны Владимировны.
– Надо же, – та положила нож на телефонную тумбочку, – какой впечатлительный. Или это у вас от избытка чувств? Раньше так эффектно никто не падал к моим ногам. И вообще никто никогда не падал.
Она почувствовала расположение к этому несчастному и наклонилась к нему, чтобы облегчить его тяжелое состояние. Гуньков открыл глаза и уткнулся взглядом в пышный бюст.
– Он меня кастрирует, – прошептал пиарщик и закрыл глаза.
– Не бойся, мой благородный разбойник, – сладким голосом пропела Анна Владимировна, – когда он будет это делать, я буду рядом с тобой!
– Ох, – прошептал Гуньков, – лучше бы вы были где-нибудь в Куршавеле.
– Поедем туда вместе! – с жаром воскликнула стоящая на краю пропасти неверности супруга Сметаны и прижала к себе красивую голову благородного разбойника.
В конце концов, не она первая и не она последняя. Олег Викторович ей тоже вовсю изменяет. А у нее только это, как оно там называется? Анна Владимировна оторвала от груди голову Гунькова и посмотрела ему в лицо. Тот натянул на него вымученную улыбку-оскал загнанного в угол кролика.
А! Последний шанс. Да, этот разбойник – ее последний шанс…
Гунькову показалось, что он знает эту женщину уже целую вечность. А она мелькала у него перед глазами всего несколько часов. Но каких экстремальных часов, во время которых он находился между жизнью и смертью! Гуньков раньше никогда не представлял, на что способна женщина предклимактерического возраста, и теперь, столкнувшись с этим, не знал, что делать.
С одной стороны, она была очень даже аппетитной. И если заняться с ней сексом в полной темноте, то Гуньков не сомневался, что получит от этого удовольствие.
Но с другой стороны, если об этом удовольствии узнает Олег Викторович Сметана, то Гуньков вряд ли останется мужчиной в прямом смысле этого слова.
Но Анна Владимировна, в отличие от помощника, сомнениями не мучилась и напирала на парня, который, как ей казалось, стеснялся и томился одновременно на бархатном диване, утопая в податливых подушках.
– Сделаем это потом, – мягко сказал Гуньков, сбрасывая с себя ее властную руку. – У меня сегодня голова болит.
– Потом у нас будет целый мир, – пообещала Анна Владимировна и предприняла новые попытки.
– Я не могу так сразу, – захныкал Гуньков, – мне нужна романтика! Свечи, ароматы и прочая ерунда.
– Свечи? – озадачилась Анна Владимировна. – У нас же есть электричество. Аромат у меня самый дорогой! Цыпленок, я тебе не нравлюсь? – И она капризно надула губы.
«Сейчас я скажу, что она мне до лампочки, – тоскливо подумал Гуньков, – и мадам выбросит меня на улицу. Угораздило же ее приехать на дачу! Ей что здесь, медом намазано?! Или в ней проснулись деревенские предки? Дебильная мода отдыхать за городом, как будто в городе нельзя дышать нормальным, загазованным воздухом. И где мне после этого прятаться? Придется возвращаться домой, а там наверняка уже засада».
– Что вы, Анна Владимировна, аромат изумительный! – подобострастно заявил Гуньков, тряхнув
