– А я подняла шум?
Он приблизился ко мне. Лицо у него опухло, от него пахло спиртным.
– Если хотите, чтобы я вам помог, так я помогу, – сказал он. Наклонившись, он взял меня за шею так, что большие пальцы слегка надавили на гортань, а три искалеченных оказались под ухом.
– Не надо, – шепнула я и оттолкнула его руки. Глаза у меня наполнились слезами. Я взяла его руки в свои и стала колотить ими о свою грудь – жест скорби, прежде мне незнакомый.
Скоро я затихла. Он по-прежнему склонялся ко мне, позволяя себя использовать. Пес положил нос на край постели, вынюхивая, Что мы делаем.
– Вы позволите собаке со мной спать? – спросила я.
– Зачем?
– Чтобы согреться.
– Он не станет. Он спит со мной.
– Тогда ложитесь здесь.
Я долго ждала, пока он поднимется ко мне наверх. Приняла еще одну пилюлю. Потом свет в коридоре погас. Я услышала, как он снимает ботинки.
– Можете на этот раз и шляпу снять, – сказала я.
Он лег у меня за спиной, поверх одеяла. Я почувствовала запах от его немытых ног. Он тихонько свистнул; пес запрыгнул на кровать, покружился на месте, устроился между его и моими ногами. Словно оберегающий нашу честь Тристанов меч. Пилюли снова сотворили чудеса. В течение получаса, пока он и собака спали, я лежала не шевелясь, забыв о боли, с душою чуткой, как натянутая тетива. Перед глазами мелькнуло видение: Бьюти на спине у матери приближается ко мне, повелительным жестом указывая вперед. Потом оно ушло, и заклубившаяся пыль; пыль Бородино, накатила на меня, словно поднятая колесницей смерти. Я включила свет: полночь.
Скоро я задерну занавес. С самого начала это рассказ не о том, что происходит с моим телом, но с душой, которой оно дает кров. Ты не увидишь того, что свыше твоих сил: как женщина мечется в горящем доме от окна к окну и зовет на помощь сквозь решетки.
Веркюэль со своей собакой так мирно спят рядом с этими потоками скорби. Они исполняют свое предназначение – ждут, пока на свет явится душа. Совсем еще неумелая; мокрая, жалкая, слепая.
Наконец я узнала, почему пальцы у него не действуют. В море произошла авария, и пришлось срочно покидать судно. В суматохе рука у него попала в шкив, и ее раздавило. Целую ночь он провел на плоту вместе с еще семью моряками и одним мальчиком. На следующий день их подобрал русский траулер, и ему оказали помощь. Но было уже поздно.
– Вы выучили что-нибудь по-русски? – спросила я.
Единственное, что он запомнил, это «хорошо».
– А вы никогда не слышали про Бородино?
– Бородино я не помню.
– Вам не приходило в голову остаться у русских?
Он как-то странно на меня посмотрел. Больше он ни разу не ходил в море.
– И не скучаете? – спросила я.
– Ноги моей больше там не будет, – сказал он.
– Почему?
– Потому что в следующий раз так легко не отделаюсь.
– Откуда вы знаете? Кто имеет веру в себя, может ходить по воде. Или вы не верите в чудеса?
Он молчал.
– Например, явится смерч, выхватит вас из воды и поставит на твердую землю. Я уж не говорю о дельфинах. Дельфины всегда спасают тонущих моряков. Кстати, почему вы вообще стали моряком?
– Не всегда знаешь наперед, что тебя ждет. Я легонько тронула его безымянный палец.
– Вы совсем ничего не чувствуете? – Нет. Нервы омертвели.
Я всегда подозревала, что ему есть что рассказать о себе, и, начав с пальцев на руке, он стал рассказывать. История морехода. Верю ли я ей? По правде сказать, мне всё равно. Нет такой лжи, в которой не скрывалась бы доля правды. Просто надо уметь слушать.
Еще он работал грузчиком в доках. Как-то, при разгрузке, они почуяли дурной запах, а когда открыли контейнер, то обнаружили труп спрятавшегося там «зайца», который умер от голода.
– Откуда он был? – спросила я.
– Из Китая. Далекий путь. Также он работал на псарне.
– Это там вы привязались к собакам?
– Меня собаки всегда любили.
– В детстве у вас была собака?
– Ммм… – сказал он, не имея в виду ничего определенного. С самого начала он решил, что будет сам выбирать, какой вопрос ему слышать, какой нет. Все же постепенно мне удалось из отрывочных сведений
