привести…
— Что ты спрашиваешь, Андрюша? Мне все равно… Теперь уже все равно. — Она опять вздохнула, — Не обращай на меня внимания.
— Это ты из-за матери?
— Нет — Люба покачала головой, — Это прошло уже. Да и страдала она сильно, так что… А вот Паша. — Она тоскливо посмотрела на Андрея. В глазах появились слезы. — И зачем ты только связался с ним! Он же…
— Да что случилось-то? — обеспокоенно спросил Андреи.
— А ты разве ничего не знаешь?
— Нет.
— Паша проиграл все. Все-все, понимаешь?
— Как это, проиграл?
— В лагере проиграл пятьдесят тысяч, а я должна за него расплачиваться. Иначе… — Она всхлипнула.
— Он что, на тебя должок перевел?
— Да, перевел. А где я возьму столько денег? Что он оставил, давно кончилось. Мама же болела, ты знаешь, потом похороны… Придется продать все.
— Постой, — сказал Андрей, начиная соображать, в чем дело. — Объясни по порядку.
— Господи, что тут объяснять?.. Явился какой-то Никола, противный такой тип. Говорит, Князь, Паша то есть, проиграл ему пятьдесят тысяч и перевел долг на меня. Вот и все.
— А это точно?
— Наверно. — Люба пожала плечами — Он приходил вместе с этим Хрящом. Припугнули, что если я не расплачусь в течение недели… Ты же лучше меня знаешь, что бывает за это.
Андрей знал. Любу-то не тронут, она ни при чем. А вот Князю придется кисло. Очень кисло. «Приземлят», как минимум. Но могут и «пришить». Пятьдесят кусков — сумма, а у Князя врагов-завистников навалом. Сначала, как водится, «приземлят», а потом продуют в карты [46] …
— Неделю, говоришь, дали?
— Да. Как раз сегодня явятся.
— Дела-а. Ну ладно, посмотрим — Андрей подумал, что, может быть, этот Никола обождет еще день-два, пока он толкнет камею. Среди знакомых Любы наверняка найдется покупатель. Только опасно продавать через нее… И пятьдесят кусков вряд ли за нее дадут. Но Князя нужно вытаскивать из этого дерьма. И Любу выручать. Она хоть и ни при чем, но кто же станет считаться с бабой «приземленного», да к тому же двинувшего фуфло?! Пустят по «кругу», как пить дать пустят. Хрящ давно на нее зуб точит…
А если Никола не согласится ждать? Это его законное, между прочим, право. Ничего не скажешь.
Они пришли к вечеру, Хрящ и Никола.
— О! — сказал Хрящ, увидев Андрея, — Кого я вижу, сам не рад! Привет, двоюродный племянник троюродного брата моей неродной бабушки от первого брака. Откуда дровишки?
— А все оттуда же, из леса, — сказал Андрей, приглядываясь к Николе.
Видок у Николы был, что называется, бандитский, почти как в кино: низкий лоб, до бровей закрытый челкой, близко посаженные глаза-щелки, почти приросшие к голове уши, широкий, с раздувающимися ноздрями нос. И полный рот золотых зубов. Он тоже покосился на Андрея, кивнул и обратился к Любе, которая стояла, комкая в руках носовой платок. На Николу она не смотрела.
— Как насчет грошей, приготовила? — спросил он, потирая руки.
— Не спеши, — сказал Андрей и тронул его за локоть. — Знаешь, поспешишь — людей насмешишь, а они и так смешные. Потолковать бы надо. Давай сядем рядком…
— Кто такой?! — Никола резко повернулся, отступил чуть в сторону и назад и быстро сунул руку в карман.
— Свой, не бзди, — сказал Хрящ. — Кореш Князя. Они «бегали» вместе и вместе сгорели. Только что выскочил? — спросил он Андрея.
— Недавно.
— Это другое дело. — Никола вытащил руку из кармана. — После с тобой потолкуем, если надо. Тут, понимаешь, дельце такое… Князь-то залетел на пятьдесят кусков, не слыхал?.. Перевел вот на Любку. Сегодня последний срок.
— Тебе залетел? — спросил Андрей.
— Ну… Или тебе не нравится? Можешь добавить. — Никола дико заржал, показав полный рот золотых зубов. А сам маслеными глазами пожирал Любу.
— Слушай, обождешь пару дней еще?
— В гробу и в белых тапочках.
— В натуре тебе толкую. Я рассчитаюсь.
— И я в натуре. Если хочешь заплатить за кореша — гони монету. А если денег нету…
— Но два-то дня можешь потерпеть?!
— Не пойдеть, — сказал Никола и осклабился. — Мы сами с Любкой столкуемся. — Он посмотрел на нее и громко сглотнул.
— Будь человеком, — сказал Андрей.
— А ты не при на меня, как на собственный буфет! Хочешь, попробуй отмазаться[47]…— Он подмигнул, вынул из кармана колоду карт — самодельных — и стал тасовать их.
Андрей, глядя на его руки, понял, что это — игрок. Может быть, исполнитель[48]. Иначе не колонул бы Князя. Князь — тоже игрок настоящий. Андрей и сам играл вполне прилично, однако, подумал он, это случай особенный и риск, конечно, тут большой. Но и делать нечего. Иного выхода, чтобы спасти Князя, нет. А скорее, спасать надо даже не Князя, а Любу. Ей ведь ничего не остается, и она согласится на все… Никола не будет ждать, пока она распродаст вещи. Он потребует либо деньги, и сегодня же, сейчас, либо расплатиться натурой. По его роже видно.
И Андрей решился.
— Давай подделим[49],— сказал он.
— Играешь наличные. Казать пушнину!
Ох как не хотелось Андрею показывать камею! Он рассчитывал играть, имея в кармане всего три сотни. Может, и повезло бы. Но Никола не станет рисковать пятьюдесятью кусками из-за каких-то трех сотен.
И Андрей положил камею на стол.
— Тю-тю-тю!.. — присвистнул Хрящ и потянулся за камеей.
— Не лапай, — сказал Андрей.
У Николы вспыхнули глаза. Он сразу сообразил, что вещичка эта стоит больших грошей. Если ее выиграть и кинуть Князевой бабе, да еще скостить должок, то эта недотрога никуда не денется, как миленькая уляжется с ним в кроватку. Да за такую штуковину любая шалава [50], хоть бы и самая честная, что угодно сделает… Вон у нее уже глазки вспыхнули, а только что ревела!..
Люба действительно с восторгом и удивлением смотрела на камею. Она-то знала ее настоящую цену.
— Во сколько ставишь? — спросил Никола. Руки у него дрожали.
— Баш на баш, — сказал Андрей.
— В пятьдесят кусков?
— А ты думал!
— Эта камея стоит гораздо дороже, — тихо проговорила Люба.
— Какая еще… камлея? — недоверчиво спросил Никола. — Вот эта брошка, что ли?
— Да, — вздохнула Люба. — Только она называется камея.
— Толкуй!.. — Никола почесал в затылке. — Идет за половину?
