ЛОНДОН
ЛОНДОН
Если вам скажут, что Лондон — столица величайшего империалистического государства, что это — центр колониального порабощения большей части земного шара, крупнейший центр мировой торговли, величайший мировой порт — все это будет правильно.
Но, если кто-нибудь станет утверждать, что Лондон — главный город Англии, не верьте. Лондон вовсе не город.
Посмотрите на большую карту Англии. На ней точки, кружки, квадратики и многоугольники отмечают многочисленные города.
Но напрасно вы стали бы искать значок, обозначающий Лондон.
Такого нет на карте.
В юго-восточном углу острова через целую часть страны, орошаемую нижним течением Темзы, широко напечатано жирным шрифтом — Лондон.
ТЕРРИТОРИЯ И НАСЕЛЕНИЕ
Лондон и в самом деле представляет собою особую часть Англии, территориально небольшую, но наиболее густо населенную. Здесь сконцентрировано около 20 % населения страны. Когда-то были здесь разбросаны многочисленные города, городки и поселения, отделенные друг от друга полями, пастбищами и лесами. В центре их находилась старая столица государства — город Лондон. Теперь ни старого города Лондона ни окружавших его когда-то поселений нет больше. Все это слилось в единое целое, охваченное общим названием — Грейт Лондон, Большой Лондон.
Даже опытный человек, даже житель этой страны, подъезжая по железной дороге, не может сразу определить, когда поезд входит в пределы того, что можно назвать Лондоном. Появляются дома и улицы, поезд скользит мимо каких-то вокзалов. Сквозь серый наплыв тумана видны контуры высоких и узких зданий, под железнодорожными виадуками проносятся автомобили и расплываются красные пятна автобусов. Сомнения нет, что вы в пределах большого города. А так как никаких иных городов, согласно английской географии, в этой части страны, кроме Лондона, быть не должно, то вы и думаете с уверенностью про себя:
— Лондон.
Ваши попутчики и соседи по вагону глядят в окна и говорят безапелляционно;
— Лондон.
И тут же все кончается. Так же быстро, как и началось. Исчезает из глаз. Пропадет бесследно. Поезд бежит по равнине. Кое-где виднеются группы деревьев, и от края до края горизонта зеленеет яркая и сочная английская трава.
Что же это было? Вы оглядываетесь кругом и на всех лицах в купе читаете отражение собственного недоумения.
Через несколько минут поезд уже снова ныряет среди домов, виадуков и станционных перронов. Вы на все глядите с недоверием и думаете:
— Второй раз не надуешь!
Невзирая на ваше заклинание, дома и улицы не хотят исчезать. Проносятся мимо безостановочно вереницей, сплетаются все гуще и гуще, движение по ним все плотнее и оживленнее. Никаких сомнений больше быть не может. И когда вы вздыхаете с облегчением человека, разрешившего тяжелые сомнения:
— Лондон!
Тогда все опять сразу исчезает. Снова зеленые рощи и ласковая трава..
И так игра эта повторяется много раз, доводя вас до совершенного изнеможения.
Когда же поезд, наконец, влетает в станционный тупик, и вы сходите на длинный перрон, вдоль которого с одной стороны стоит прибывший поезд, а с другой — вереница такси, вы не знаете и никак не можете сказать, когда же, на самом деле, начался этот город и сколько времени поезд мчался в его пределах.
Сами обыватели Лондона не имеют правильного представления о размерах его.
Однажды предприняли мы под руководством коренных лондонцев большую воскресную прогулку и попытались пешком выйти за город. После обеда тронулись в путь. Знакомые нам районы центральные и смежные с ними мы проехали на подземке и на автобусе. На это ушло не многим больше часа времени. И лишь тогда зашагали пешком, когда появились признаки окраины. Эти признаки в Лондоне заключаются отнюдь не в уменьшении уличного движения. В воскресные дни окраины оживленнее центра. Чем ближе к загородным местам, тем гуще идут автомобили и автобусы. В центре тихо. Редкие механические экипажи раскатывают по гладкому асфальту, как горошины по подносу. Пешеходов, гуляющей публики в праздничный день в центре и вовсе нет. Там тротуары пусты, как королевские апартаменты после закончившейся аудиенции. На окраинах в отношении пешеходов бывает различно. В кварталах, заселенных зажиточными лондонцами, и в воскресные дни людей на улицах немного. Все сидят дома, либо уехали кататься по Темзе, либо отправились ко взморью. Бедноте и. дома не сидится и за город не ездится. В домах неуютно, а за поездку платить нечем. В бедных районах в праздник все население на улице. Как для английского буржуа естественно и характерно сидеть в часы досуга в клубном кресле, так для лондонского бедняка обычно проводить свой отдых, стоя на улице и прислонившись спиною к стенке.
Окраина, куда мы заехали, была бедной. Нам весело шагалось среди неуклюжей, неумеющей бездельно гулять рабочей толпы и среди ребятишек, кубарем катящихся за своими мячами. Шли долго ли, коротко ли — стали уже попадаться незастроенные плешинки и только что отстроенные, незаселенные еще Домики. Казалось — нет сомнения — через четверть часа мы будем шагать уже по зеленой мякоти пригородного луга или устроим привал в тени убогой рощи, среди окурков, клочков оберточной бумаги, апельсинных корок и колбасной кожицы. Большая лужайка, действительно, не замедлила открыться перед нами. Но тут с нами случилось буквально то же, что случается с поездом, подъезжающим к Лондону. Промаршировав с четверть часа по сельской природе, мы снова уперлись в дома и в улицы.
Спросили, что за город? В ответ нам назвали имя одного из южных лондонских районов. Усомнились, подумали: не однофамилец ли? Справились еще раз — ошибки нет, мы все еще не достигли границ Большого Лондона. Открытый нами в результате долгого пути отдаленный район закончился несколькими теннисными площадками, краем футбольного поля и неправильным пустырем, на котором ничего не было — ни травы, ни даже земли. Был он засыпан неизвестно чем.
Тем временем туманность лондонской дали превратилась в сумерки. По ту сторону пустыря замелькали газовые фонари. За фонарями мы нашли улицу, на которой также ничего не было, даже домов. По обе стороны — два серых каменных забора.
Подошли к полисмену, спросили, что за местность. В ответ — английское слово, трудно уловимое и для нас ничего незначащее.
— Ведь это не Лондон? — допытывались мы. И голос наш дрожал от боязни.
— Лондон, — ответил полисмен, дружелюбно улыбнувшись.
Мы вернулись домой на автобусе, который привез нас с того края света. Был час ночи. Тела наши ныли, а того места, где кончается Лондон, мы все-таки не увидели.
То, что в средние века было Лондоном, теперь является лишь центральным районом всей этой
