идее, могла заложить фундамент правильно сформированного общественного мнения. Я маялся и никак не мог дождаться среды, когда газета появится в продаже. Во мне бурлило ощущение грядущей сенсации. Во вторник вечером, почувствовав у себя в одном месте шило, я поехал на “Пушкинскую” и купил с рук у бабушек завтрашний номер “Московского Комсомольца”. Капа оправдала все ожидания, лихо шарахнув статью о никому не известной певице Земфире размером в половину полосы. Во второй половине музыкальной рубрики рассказывалось о сенсационных европейских контрактах певицы Линды. Судя по газетному объему, эти два события считались информационно равнозначными...
Материал о новой артистке назывался “Девочка-пожар”, а подзаголовок возвещал о том, что “на место „Мумий Тролля“ пришла его воспитанница Земфира”. На тему однополой любви Капа написала предельно деликатно: “Страстью всепоглощающей и мнущей, как шоколад стекло, переполнены все песни Земфиры. Но страстью к кому – непонятно. Предмет любви размыт (то ли дурной мальчишка, то ли отвергающая, непонимающая женщина), но выпирает из альбома глубокая, безумная жажда чего-то”.
С точки зрения начала PR- кампании это был просто идеальный текст. Здесь присутствовали и интрига, и реклама, и косвенный пиар... В восторге от того, что история творится прямо на глазах, я тут же позвонил Бурлакову. И с интонацией “о вручении ордена Ленина” зачитал статью целиком.
Леня довольно журчал в трубку. То ли жевал, то ли гедонистически радовался тому, как у него продвигаются переговоры по поддержке Земфиры каналом ОРТ. И господином Эрнстом лично... Закончив издавать не поддающиеся идентификации звуки, он внезапно спросил: “А пресс-релиз для завтрашней пресс-конференции у нас готов?”
Вопрос Бурлакова застал меня врасплох. В клуб “Республика Beefeater” аккредитовалось более полусотни журналистов, а пресс-релиз, интервью для которого, смею напомнить, я брал еще полгода назад в Солнцево, готов не был. Более того, так получилось, что на нем даже “муха не сидела”.
Вспомнив, что лучшая защита – нападение, я стал рассуждать о том, что статья в “Московском Комсомольце” – отличный пресс-релиз. И, мол, нечего дублировать шедевры. Бурлаков молча выслушал эту демагогию, а потом вынес вердикт: “Пресс- конференция в четыре – значит, в двенадцать часов пресс-релиз Земфиры должен быть готов”.
Я для приличия немного сопротивлялся, но мои аргументы были скорее спонтанные, чем рациональные. В конце концов я быстро набросал небольшой текст, который первоначально назывался “Башкирский мёд”. И никак иначе.
Ларчик открывался просто. В названии содержался замаскированный воздушный поцелуй Земфире. Дело в том, что, приезжая из Уфы, она, как правило, привозила друзьям в подарок мёд. Биологические добавки для медведей перемещались на самолете Уфа—Москва в крохотных деревянных бочонках, на которых вручную было выжжено: “Башкирский мёд”. Очень трогательно. И очень вкусно.
Утром, перед тем как послать пресс-релиз на печать, я все-таки передумал. Решил, что все эти подарки Земфиры – что-то очень личное. А у нас тут как-никак московский шоу-бизнес. И в последний момент переделал название текста на более нейтральное – “Башкирское золото”.
5. Первый бал
Во всем мире артисты и журналисты находятся в разных лагерях. Они, наверное, никогда не поймут друг друга.
Пресс-конференция Земфиры в переполненном “Бифитере” прошла удачно. Мы с Бурлаковым прокрутили весь альбом, рассказали про планы “Утекай звукозапись”, а затем – о том, откуда вышеупомянутое “башкирское золото” свалилось всем нам на голову.
Земфира в это время сидела не в зале, а в тесной гримерке – вместе с мамой Лагутенко Еленой Борисовной, которая немало помогала певице в тот период. Земфира старалась сконцентрироваться, словно перед финальными соревнованиями первенства России по баскетболу. Но когда она появилась перед прессой, от волнения не осталось и следа.
“Это твоя первая пресс-конференция?” – дружелюбно спросил Бурлаков. “Восьмая!” – огрызнулась Земфира. Кажется, ее не смущали ни диктофоны, ни десятки фотокамер, ни свет прожекторов. Не дожидаясь вопросов, она сразу же перехватила инициативу: “Чего это вы такие кислые и скучные? Давайте-ка я вам лучше что-нибудь спою”.
И в полной тишине исполнила а капелла башкирскую народную песню “Свет очей моих”. После чего все закулисные разговоры на тему ее искусственности отпали сами собой. “Вообще-то это был очень опасный ход: а вдруг не споется, – призналась мне после пресс-конференции певица. – Но я-то в себе уверена”.
Много вопросов задавалось Земфире на тему нюансов сотрудничества с Лагутенко. “Начнем с того, что я Илье доверяю безоговорочно – в силу того, что человек всего добился сам, – отвечала Земфира. – Я доверяю его вкусу, доверяю его порядочности в отношениях с людьми... На записи альбома у нас были некоторые разногласия, но я всегда делала по-своему. И это отразилось на пластинке. Может быть, кстати, даже в худшую сторону. Потому что музыкальному вкусу Лагутенко я бесконечно доверяю. Этот человек слушает много музыки – разной и хорошей. И спасибо ему за те пластинки, которые я слушала”.
Затем кто-то из журналистов спросил, не собираюсь ли я написать о Земфире книгу – по-видимому, намекая на недавнюю “Правду о Мумиях и Троллях”. Я отшутился, сказав, что тираж книги “Башкирское золото” уже находится в типографии. Кто-то посмеялся, кто-то поверил – как правило, события вокруг “Утекай звукозапись” развивались с такой скоростью, что в любой момент могло произойти все что угодно. Поэтому лично я не сильно удивился, когда узнал, что через несколько дней мне вместе с Земфирой надо будет ехать в Питер – на фестиваль журнала “FUZZ”.
По нашим подсчетам группа “Мумий Тролль” должна была завоевать там несколько призов. Я направлялся в Питер в качестве пресс-атташе “Троллей”. Земфира была откомандирована с менее пафосными целями. Скорее всего, “в разведку” – дать несколько интервью и вообще, что называется, увидеть мир.
В поезде мы почти не спали, поскольку в купе, помимо Земфиры и меня, ехали Капа и певица Маша Макарова. Это была ядерная смесь – мы говорили, наверное, обо всем на свете. В соседнем купе находилась съемочная бригада “MTV Россия”, которая где-то под утро предложила Земфире партизанскими тропами пробраться на сцену “Юбилейного” и под гитару спеть хотя бы одну песню...
В Питере московскую делегацию встречали активисты местного фан-клуба “Троллей”, которые пригласили нас “в гости” на завтрак. “Мы приехали и остановились у одной девушки, у которой в квартире было старое, хорошо звучащее пианино, – вспоминает Земфира. – И мне пришла в голову мелодия какой-то новой песни, которую я тут же и сыграла...”
После сытного завтрака я начал тащить Земфиру на какую-то выставку в Русский музей. Невыспавшаяся Рамазанова отчаянно отбрыкивалась. В конце концов я оставил ее спать и ринулся наслаждаться высоким искусством.
Встретились мы в “Юбилейном” только под вечер, где устроили импровизированный пресс-тур. С учетом того, что у Зёмы еще не было ни клипов, ни концертов, ни хитов, это выглядело настоящей наглостью. Первым нам встретился известный питерский фотограф Федечко-Мацкевич. “Андрей, сними девушку, – потянул я его за руку в сторону Земфиры. – Поверь мне, это будущая рок-звезда!”
Чуткий фотохудожник поверил на слово и добросовестно отщелкал в пресс-центре целую пленку. Дело сделано. Мы с Земфирой ринулись дальше – завоевывать новые территории. Казалось, нас ничто не может остановить.
В дверях оргкомитета мы столкнулись с Людой Титовой из минской “Музыкальной газеты”, которая, наслушавшись моих рассказов про грядущую рок-сенсацию, тут же включила диктофон. Земфира вошла во вкус и начала гнать телеги: “У меня появился автомобиль – красивый и зеленый... На днях я увидела его возле казино и закатила истерику. И мне тут же его купили за восемьдесят тысяч долларов”.
Первые успехи в общении Земфиры и прессы были скорее исключениями из правил. А общие тенденции были иными. Большинство питерских журналистов, кучкующихся в кулуарах “Юбилейного”, знали меня по пресс-конференциям “Троллей”, но интервью у певицы брали неохотно. Да кто она такая? “Снимайте, суки, – не сдавался я и чуть ли не пинками подталкивал к телу господнему очередных фотографов и журналистов. – Потом „спасибо“ скажете!”
Что было потом? Когда через год Земфира буквально разорвет “Юбилейный”, они, вечно пьяные, будут хвастаться в кулуарах друг другу: “Это я первым взял у нее интервью”. Они будут спорить о пальме первенства, и, что удивительно, совершенно искренне. Мне сложно сказать, смешно это или грустно, но так в итоге и произошло.
...В паузах между боевыми схватками с носителями диктофонов мне приходилось выходить на сцену, получая для “Троллей” призы от журнала “FUZZ”. В номинации “лучшая рок-группа” и “лучшее видео”. Пресс-атташе “Троллей”, как и все живое вокруг, был чудовищно бухим. Поэтому не понимаю, как я едва не рухнул со сцены, отважившись посмотреть в зал. Зрелище было из тех, что надолго врезаются в память. Впереди колыхалось темное человеческое море, разрезаемое лучом военного прожектора, который светил прямо в глаза. “Гул затих, я вышел на подмостки...” Сжимая в руках тяжелые фуззовские статуэтки, я хотел сказать что-нибудь своим новым тысячам друзей. Сказать про Земфиру...
Детектор работал по полной: говорить/не говорить. Ответственность была огромной. С одной стороны, зал находился в неведении, что здесь, в “Юбилейном”, находится человек, который через
