салон все свое поджаренное на солнце тело и закурил предложенные Санжеем сигареты, он тихо, словно кто-то его мог подслушать, произнес:
— О'кей, май френд, тебя хотят спросить по поводу твоей girl-friend.
— А какое дело полиции до моей girl-friend?
— Не совсем до нее. Там какой-то убийца сбежал из Америки, и ее видели вместе с ним. По всей вероятности, он крутится где-то около нее.
— Не может такого быть, я постоянно у нее бываю, и никакого убийцу с ней рядом не видел.
— Но факты говорят об обратном.
— Ой, факты — это такая трудно доказуемая вещь, ты бы лучше успокоил начальника по поводу моей girl-friend, она славная девушка, и хоть я и женился на другой, я полностью за нее отвечаю. Так что, во имя нашей дружбы (помнишь, я прикрыл тебя, когда ты взял взятку?), постарайся сделать так, чтобы в полиции о Стеше ненадолго забыли. Хорошо?
— Это трудно сделать, Санжей, за ней уже наблюдают.
— Но, Сону, когда я скрыл твою взятку, это было тоже не легко. Ты способный, я знаю, у тебя непременно все получится.
Санжей на прощание хлопнул полицейского по спине и завел мотор.
Бывший поклонник Стеши принадлежал к высоким слоям Дхарамсальского общества, и даже полиция его слегка побаивалась. Его многочисленные связи вели аж в Дели. А там очень серьезно прислушивались к слухам о работе местного полицейского управления.
Санжей, доехав до ближайшего ресторана, припарковал машину, сделал заказ расторопному официанту и, немного поразмышляв, набрал номер Стешиного мобильника:
— Здравствуй, Стеша.
— Здравствуй, Санжей.
— Как твои дела?
— Да как у всех или чуток лучше. Как ты, как твоя жена?
— Почему ты о ней спрашиваешь?
— А почему нет? Я хочу, чтобы ты был счастлив.
— Я счастлив.
— Это что, мантра такая для самоуспокоения?
Санжей вздохнул, посмотрел на полуобнаженных израильтянок, сидящих за соседним столом и громко о чем-то беседующих на своем причудливом языке, и продолжал:
— Полиция следит за тобой, будь аккуратна.
Стеша встрепенулась:
— Как? Откуда ты знаешь?
— Знаю. А что ты так волнуешься, неужели этот американец опять объявился?
Стеша молчала.
— Хорошо, я понял. У тебя есть немного времени, пока полиция будет прикрывать глаза, но недолго. Я сделал все, что мог.
— Спасибо, Санжей, — прошептала Стеша, — но что мне делать, он болен, не могу же я его выдворить на улицу?
— Я подумаю… У меня есть дальние родственники в Боджнатхе. Может быть, удастся его туда отправить отлежаться.
— Ой, Санжей, пожалуйста, попробуй. А то я совершенно в растерянности.
— Попробую, — вздохнул он.
— Спасибо, — тихо промолвила Стеша.
20
Он съел все. Все ее съестные припасы. Даже сухофрукты, которые лежали в мешочке в цветочек на черный день.
Стеша стояла посреди кухни и недоумевала. В груди что-то плотное стало подниматься к горлу.
Мне нужно сменить масло в мотоцикле, поставить разбитое левое зеркало, у меня не оплачена квартира за прошлый месяц. Надо позвонить тете Вере и выслать ей посылку на день рождения. Кончилась зубная паста. Надо починить разорванные сандалии, куртку отдать в химчистку до сезона дождей и заплатить за молоко…
Потапов и Камини недоуменно молчали и, сидя в углу, испуганно смотрели на Стешу.
Нет, так не пойдет!
Она даже в сердцах притопнула на огромного соседского кота, который имел странно-магические зеленые глаза и угрожающе-дикий вид, но постоянно приходил играть с Потаповым, и решительно направилась в спальню.
— Слушай, Стив, — сказала она.
Он нехотя поднял голову от местной газеты на английском языке.
Стеша с трудом сдерживала негодование.
— А почему ты съел все мои продукты?
— Есть хотелось, — невозмутимо сказал он и опять уткнулся в газету.
Тогда она подошла, взяла у него из рук газету, отложила на тумбочку и посмотрела ему в глаза.
— Стив, я не такая богатая, как ты думаешь. Я помогу тебе, чем могу, но я не в состоянии полностью оплатить твой огромный аппетит, так как у меня деньги все рассчитаны до самого отъезда в Москву и на обратный билет. И никто мне их не пришлет и не даст, потому что я никогда ни у кого не просила денег, а всю свою сознательную жизнь зарабатываю сама. Но зарабатываю не так много, чтобы шиковать, а только чтобы можно было прожить в этой стране без особых проблем.
— Ну я не знаю, — промямлил Стив, — у меня деньги кончились.
— А на что же ты собирался здесь жить?
Стивен понурил голову. Потом встал, походил взад и вперед по комнате, уткнулся глазами в репродукцию Сальвадора Дали, где что-то изображалось про гражданскую войну с мягкими бобами, и, вздохнув, обернулся к Стеше.
— Извини, я попробую что-нибудь придумать.
И он пытался думать. Только когда он откидывал голову на подушку и прикрывал глаза, то перед глазами опять начинали мелькать слова рекламы: «Ве all you can be. Join US Army».
Подошла Стеша и, Присев на кровать, мягко и виновато дотронулась до его руки.
— Зачем ты пошел служить по контракту, это было проявлением твоего желания… или так сложились обстоятельства?
— Не знаю, — тихо ответил он, повернув к ней лицо, — наверное, и то и другое. Просто я сидел на площади, где произошла июньская трагедия, смотрел, как разбирают еще дымящиеся завалы, и постоянно передо мной стояла ее мягкая улыбка… И я ни о чем не мог думать, кроме как о том, почему человека, который отдал мне всю свою жизнь, не стало по прихоти какого-то обезумевшего религиозного кретина.
— А кто она? Твоя девушка?
— Нет, мать. Она была очень значимым человеком в моей жизни, именно ей я обязан тем, что однажды, сильно заболев, выжил, что закончил колледж, что получил престижное место в известной компании… и много чем другим. Надо мной даже друзья смеялись из-за того, что я дружил с собственной матерью.
Ну а почему бы нет? В ней заключалась вся моя семья, мой дом, моя опора, потому что отца, который покинул ее, когда я еще не родился, я так никогда и не видел. Она была умна, начитана, с очень хорошим характером, и тем более было совершенно непонятно, почему именно ее, а не других, которые являются лишь неудачными полуфабрикатами человека, сожгли, как устрицу на сковородке, прямо в ее собственном
