— Вы вот все думаете, что изнасилование — это то же самое, что секс. Ясное дело, и секс тоже, но, вообще-то, вы представляете себе, что это такое на самом деле? Власть! — Тонкий клоунский рот Мерфи искривился в мерзкой ухмылке. — У меня над ней была власть. Ну а секс — продолжение этой власти. А потом я проголодался, вот и сделал себе бутерброд, помидоры там нашел, салат, ветчину. Вкусно получилось.
Анна сжала кулаки, невозможно было поверить в то, что совершил этот человек, и уж совсем невероятным казалось, как это он сидит и рассказывает, что сделал себе бутерброд, даже не смыв кровь убитой со своих безобразных лап.
— Ничего с собой не могу поделать, — Мерфи развел руками, — сидит это во мне, и все тут, вот здесь вот сидит, понимаете? И загвоздка вся в том, что мне все время кого-нибудь надо. Как, вы говорили, ее звали-то?
— Ирэн Фелпс, — ответил Брендон с очень строгим выражением лица.
— Ирэн, правильно. Да уж, оказалась в ненужном месте в ненужное время. Девчонке вот повезло, что дома не было, а то я хотел и с ней побаловаться.
Анна вышла из комнаты. Она не могла больше выслушивать откровения этого изверга, который лишил жизни скромную молодую женщину и нанес незаживающую рану ее двенадцатилетней дочери. В заключении психологической экспертизы, которую Мерфи проходил в тюрьме, говорилось, что он очень опасен, тем не менее его освободили, и становилось жутко от полной неэффективности исправительной системы. Ведь получалось, что сбой давала сама суть правосудия.
Анна села за свой стол, и к ней подошел Гарри Блант с двумя кружками кофе, одну он пододвинул ей.
— Спасибо, — сказала она, удивившись.
— Молодец! Фотография — настоящая удача. Эта скотина ведь могла болтаться на свободе еще не одну неделю, а может, и месяц, и жил он с таким же, как и он, так что они могли начать убивать вместе.
Анна отхлебнула кофе. Гарри явно не собирался уходить.
— У меня дочь тех же лет, что девочка Ирэн, — продолжил он.
— Отец к ней приехал? — спросила Анна.
— Да, она поедет жить к нему. Непросто все это будет, там уже двое детей, а потом, в ее возрасте другая школа, новая обстановка… Бедняга. — Гарри глотнул кофе и вздохнул. — Знаешь, для таких мерзавцев нет оправдания. Все шло не так, и меня просто бесит, что никто не желает брать на себя ответственность, хотя есть за что. Тех чиновников из службы пробации, которые за него отвечали, в шею надо гнать с работы. Того, кто дал ему категорию низкого риска, надо уволить, а еще лучше привести его в ту квартиру, показать тело мертвой женщины и спросить: ему что, и теперь кажется, что Мерфи в группе низкого риска? Ты представляешь, сколько человек убили в прошлом году эти отпущенные под честное слово?
— Нет, точно не знаю.
Гарри наклонился к ней:
— Почти полсотни. Что они там думают — как нам работать? Как только их осудят и посадят, тут же снова освобождают! Прямо зло берет. Я тебе так скажу: если бы этот отморозок убил мою дочь, я бы его собственными руками задушил. А почему нет? Дадут двенадцать лет, так я за хорошее поведение выйду через семь, может, еще раньше. Я не шучу. Вон министр внутренних дел говорит, что у нас кризис. Какой, к черту, кризис? Я бы сказал, что дело гораздо серьезнее. У меня друг в тюрьме работает, так он мне рассказывал, что Ассоциацию тюремных работников уже предупреждали: сажать больше некуда — и так то бунт устроят, то в заложники кого-нибудь возьмут, и это почти каждую неделю. И знаешь что? Министерство внутренних дел выделяет на каждого заключенного почти четыреста фунтов, так что, если подсчитать, налогоплательщикам все они обходятся больше чем в десять миллионов. И что, у нас строят новые тюрьмы? Ничего подобного! Зато извращенцы вроде Мерфи освобождаются раньше срока. А теперь заключенным еще и ключи от камер собираются давать, чтобы не ущемлять их достоинство! Господи, я просто не понимаю, куда мир катится! — Гарри допил кофе и встал. — Извини, — произнес он со смущенной улыбкой. — Выговориться надо было.
— А ты с женой разговариваешь о работе?
— Нет. Когда я отсюда выхожу, то стараюсь держать все в себе, но тут, когда моя дочь такого же возраста… Я все смотрю на нее, потом на жену и думаю: а что, если бы такое случилось в моем доме? Если бы ко мне зашел маньяк, которого на улицу выпускать нельзя? Да вот хотя бы бедолага Джимми…
— Извини, кто?
— Ленгтон. Какой-то нелегальный иммигрант чуть его не пришил, и я слышал, дела у него не очень.
— В каком это смысле «не очень»?
— Ну, ходить-то он вроде не будет?
Анна вспыхнула:
— Почему это не будет? Конечно будет! Не знаю уж, с кем ты говорил, но ему сейчас гораздо лучше!
— Да встретил тут одного, только что выписался из того реабилитационного центра. Он мне и рассказал. Может, я чего не понял, ты уж прости.
— Да, ты не понял, Гарри.
— Так я и говорю, прости. Я знаю, вы с ним… как уж это? Живете вместе?
Анна встала и взяла со стола папки.
— Надеюсь, ты вразумишь своего друга. Джеймс скоро должен вернуться на работу.
— Так это же здорово!
И с этими словами Гарри ушел, оставив ее в смущении и гневе. Но все равно она была ему благодарна — из головы улетучились мысли об Артуре Джордже Мерфи. Она не позволит ему вмешаться в свою жизнь. Одного Ленгтона вполне достаточно.
Анна чувствовала себя защитницей Джимми, но расстроилась из-за того, что пополз слух, будто он не сможет ходить.
Глава 3
Освободившись на работе, Анна сразу же позвонила в реабилитационный центр. Она рассчитывала поговорить с Ленгтоном и сказать ему, что сегодня времени у нее больше, чем вчера вечером, и она приедет навестить его.
— Привет, как дела? — задал он нетипичный для себя вопрос.
— Знаешь, мы поймали убийцу, и он во всем сознался. Ему не удалось отвертеться, доказательств больше чем достаточно. — Анна помолчала, послушала. — Алло! Ты где?
— Здесь, только знаешь, у меня прямо язык на плече — в спортзале занимался. Я сейчас рухну в койку и отключусь. Давай-ка приезжай завтра.
— Как хочешь.
— Ну, до завтра тогда. Рад, что у вас получилось. Спокойной ночи.
Телефон замолчал. Анна сидела, держа в руке трубку, и чувствовала себя ужасно. Даже когда он был не в настроении, он так не разговаривал. Она подождала немного, позвонила снова, намереваясь поговорить с медсестрой. После этого разговора ей стало только хуже.
Ни в каком спортзале он сегодня не занимался. А накануне переусердствовал и занес инфекцию в коленный сустав, теперь он не мог ходить и любое движение вызывало нестерпимую боль. Опухоль была размером с мяч для регби, врачи очень беспокоились: он уже раз перенес заражение крови и теперь это могло повториться. Чтобы приглушить боль, ему ввели морфий и отвезли спать в палату.
Анне хотелось рыдать. Что, если этот друг Гарри Бланта прав и Ленгтон так и не сможет ходить? Она поразмышляла над словами медсестры и согласилась, что, если бы Ленгтон отдыхал сколько нужно и не
