предполагаемого и представляющего собой, по мнению этих добреньких и миролюбиво настроенных оппонентов, чисто теоретическую ступень развития, которую можно отодвигать и отсрочивать до бесконечности. Они полагают, что неизбежное, последнее и решающее столкновение между производительными силами и производственными отношениями, о котором заявляют коммунисты, никогда не произойдет, так как в действительности все сводится к бесчисленным отдельным конфликтам, которые дополняются частными коллизиями, вызванными экономической конкуренцией; вдобавок его задерживают и ему препятствуют ухищрения и насильственные меры, искусно применяемые правительством. Иначе говоря, современное общество, вместо того чтобы дать трещину и подвергнуться распаду, будет якобы вечно снова и снова исправлять свои недостатки. Всякое пролетарское движение, если оно не будет подавлено силой, как в июне 1848 года или в мае 1871 года [27], прекратится, по их мнению, само собой от медленного истощения, как это произошло с чартизмом, который выродился в тред- юнионизм, ставший главным козырем этого метода аргументации, честью и предметом хвастовства вульгарных экономистов и горе-социологов. Всякое современное пролетарское движение является но своему характеру не органическим, а чем-то вроде появившегося извне метеора, не естественным процессом развития, а нарушением нормального хода вещей, а мы, по мнению подобных критиков, поневоле по- прежнему остаемся утопистами.
* * *
Историческое предвидение, которое лежит в основе учения Манифеста и которое критический коммунизм впоследствии развил и сделал более определенным посредством весьма разностороннего и обстоятельного анализа современного мира, отличалось, несомненно, в силу обстановки, в которой оно впервые появилось, боевым духом и было выражено в очень резкой форме. Но оно не содержало, как не содержит и по сей день, указаний хронологического порядка и описаний, предвосхищающих социальную структуру будущего общества, что являлось и является характерной особенностью всех древних и новых пророчеств и откровений.
Героический фра Дольчино не восстал [28] еще раз, чтобы вознести над землей, во исполнение пророчества Иоахима Флорского, боевой клич. В Мюнстере [29] не праздновали снова возрождение царства Иерусалимского, lie существовало более ни таборитов [30], ни милленариев [31]. Не было более Фурье, который поджидал у себя (chez soi) на протяжении многих лет в определенный час «кандидата человечества». Более не повторялось случая, когда человек, решивший положить начало новой жизни, приступал один к созданию придуманными средствами, односторонним и искусственным способом первого ядра ассоциации, имевшей своей целью переделать человека подобно тому, как из ростка выращивают дерево. Именно так обстояло дело с Беллерсом, затем Оуэном, Кабе и, наконец, фурьеристами, чье начинание в Техасе было катастрофой, даже могилой утопизма, на которой красовалась своеобразная эпитафия: молчание Консидерана, сменившее его пылкое красноречие. Здесь нет более секты, которая, следуя правилам религиозного воздержания, робко и стыдливо удалилась бы из мира, чтобы поклоняться в узком кругу совершенному идеалу общности имущества, как это происходило начиная с секты фратичелли [32] и до социалистических колоний в Америке.
Напротив, здесь, в учении критического коммунизма,— все общество раскрывает в известный момент процесса развития причину своего неотвратимого движения и на самом крутом повороте пути приходит к познанию самого себя, возвещая о законах этого движения. Предвидение, впервые высказанное в самых общих чертах в Манифесте, не содержало каких-либо хронологических указаний; оно не было ни пророчеством, ни обещанием; это было, если употребить слово, кратко выражающее, по моему мнению, всю сущность,— предвидение морфологическое.
* * *
Внизу, под покровом шума и блеска страстей, среди которых обычно протекает наша повседневная жизнь, по ту сторону видимых актов целеустремленной человеческой воли, которые находятся в поле зрения повествующих о них хронистов и историков, вне юридического и политического аппарата нашего гражданского общества, далеко позади за представлениями о жизни, порождаемыми религией и искусством, находится и постоянно остается, изменяется и преобразуется первичная структура общества, на которой покоится все остальное. Анатомическим исследованием этой .лежащей в основе структуры является экономическая наука. А поскольку человеческое общество неоднократно менялось, частично или полностью, как в своих внешних, видимых формах, так и в своих идеологических, религиозных, художественных и прочих подобных проявлениях,— необходимо прежде всего отыскать основание и причину таких перемен (о которых нам обычно рассказывают историки) в более скрытых и на первый взгляд менее заметных изменениях экономических процессов этой лежащей в основе структуры. Иными словами, следует обратиться к изучению различий между разными способами производства, когда речь идет об исторических эпохах, четко отличающихся одна от другой, об исторических эпохах в собственном смысле этого слова. Там, где речь идет об объяснении того, почему один способ производства следует за другим, т. е. сменяет его, нужно исследовать причины ослабления и разрушения гибнущей формы. Наконец, когда хотят понять какой-либо конкретный и определенный исторический факт, надо изучить и объяснить трения и противоречия, порождаемые противостоящими друг другу течениями (а именно — классами, их прослойками и переплетениями тех и других), которые образуют определенное устройство общества.
Когда Манифест заявил, что вся история до сих пор была историей борьбы классов и что в этом заключалась причина всех революций, а равным образом — всех движений вспять, он выполнил одновременно две задачи: дал коммунизму элементы нового учения и коммунистам — руководящую нить для того, чтобы выявить среди запутанных событий политической жизни условия лежащего в ее основе экономического развития.
За истекшие с тех пор пятьдесят лет предвидение новой исторической эпохи, сделанное в самых общих чертах, превратилось для социалистов в тонкое искусство понимать, как подобает и надлежит поступать в каждом отдельном случае, ибо эта новая эра сама находится в состоянии непрерывного формирования. Коммунизм стал искусством, так как пролетарии превратились или начали превращаться в политическую партию. Революционный дух воплощается теперь в пролетарской организации. Столь желанное объединение коммунистов с пролетарским движением стало наконец свершившимся фактом. Эти пятьдесят лет показывают с возрастающей убедительностью все более усиливающееся возмущение производительных сил против производственных отношений.
Мы, утописты, не можем дать другого ответа, кроме этого наглядного урока, преподанного реальной действительностью тем, кто все еще говорит о подобных появлению метеоров беспорядках, которые, по их мнению, целиком растворятся в спокойствии этой непреодолимой и непревзойденной эпохи человеческой цивилизации. И этого урока будет достаточно.
* * *
Одиннадцать лет спустя после опубликования Манифеста Маркс выразил в четкой и ясной форме руководящие принципы материалистического понимания истории в предисловии к книге, которая по существу является введением к «Капиталу» [33]. Приведем отрывок из этого предисловия.
«Первой работой, предпринятой для разрешения обуревавших меня сомнений, был критический пересмотр гегелевской философии права; введение к этой работе появилось в изданном в 1844 г. в Париже «Немецко-французском Ежегоднике». Мои исследования привели меня к тому результату, что правовые отношения, так же точно как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа, что, наоборот, они коренятся в материальных жизненных отношениях, совокупность которых Гегель, по примеру англичан и французов XVIII века, называет «гражданским обществом», и что анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии. Начатое мною в Париже изучение этой последней я продолжал в Брюсселе, куда я переселился вследствие приказа г. Гизо о моей высылке из Парижа. Общий результат, к которому я пришел и который послужил затем руководящей нитью во всех моих дальнейших исследованиях, можно кратко формулировать следующим образом. В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их волн не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором
