Эрнесто Че Гевара

своих наемников вновь вторгся в Гватемалу. Несколько дней спустя, приветствуемый ре­акционерами всех мастей, местным архиепископом и Пе­рифуа, новоиспеченный диктатор въехал триумфатором: в столицу, где уже начались массовые расстрелы сторонников свергнутого президента.

Что же делал в эти суровые для Гватемалы дни Эрнесто Гевара? Он, как и все противники американского империализма, горит желанием взяться за оружие и сра­жаться в защиту режима президента Арбенса. Он при­зывает создать ополчение, вооружить трудящихся, при­нять решительные меры против реакционеров, готовивших переворот. Но его призывы, как и подобные же при­зывы других трезво мыслящих людей, не находили откли­ка. Арбенс надеялся, что ему удастся справиться с наем­никами силами армии, он верил в преданность ему офи­церского корпуса.

«Эрнесто, — вспоминает Ильда, — просит, чтобы его отправили в район боев, но никто на него не обращает внимания. Тогда он пристраивается к группам противо­воздушной обороны города, помогает им во время бомбе­жек, перевозит оружие…»

Эрнесто не гнушается никакой работы. «Вместе с членами организации Патриотическая молодежь труда, — свидетельствует Марио Дальмау, — он несет караульную службу среди пожаров и разрывов бомб, подвергая себя смертельной опасности».

Этот молодой аргентинец, призывающий гватемальцев сражаться против американского империализма, не может не попасть в поле зрения шпионов ЦРУ, следящих за развитием событий в гватемальской столице. Амери­канская охранка заносит его в список «опасных коммуни­стов», подлежащих ликвидации сразу же после сверже­ния Арбенса. Аргентинский посол, узнав об этом, поспешил в пансион «Сервантес» предупредить своего со­отечественника о грозящей ему опасности и предложить ему воспользоваться правом убежища в посольстве. Когда Кастильо Армас вошел в Гватемалу, Эрнесто поселился в аргентинском посольстве, где нашли убежище аргентин­цы, кубинцы и некоторые гватемальцы, сочувствовавшие Арбенсу. Вся эта публика разделилась на две группы: «демократов» и коммунистов. Эрнесто без колебания примкнул к последним, хотя и не являлся членом компартии.

Аргентинский посол предложил Эрнесто вернуться на казенный счет в Аргентину. Но у Гевары не было ника­кой охоты возвращаться в Аргентину Перона. Лучше он поедет в Мексику, куда уже направились его кубинские и другие латиноамериканские друзья, которые готовы про­должать борьбу, не теряя надежды одержать победу в другом месте. А пока есть такие буйные головушки, веря­щие, что невозможное станет возможным, не все еще по­теряно.

Гватемальские события оставили глубокий след в со­знании Че, он политически возмужал в те считанные дни, когда решалась судьба правительства Арбенса. Он еще раз убедился, что главный враг, коварный и жестокий,— это американские империалисты, что они используют ан­тикоммунизм и антисоветизм для прикрытия своих пре­ступлений, что ЦРУ и Пентагон располагают надежной агентурой в армейских кругах, что подлинная народная революция обязана эту военную машину сломать, заме­нить народной армией, что, наконец, необходимо воору­жить народ, ибо только сражающийся народ может до­ биться успеха в борьбе с империализмом.

Эта эволюция Че не прошла незамеченной для аме­риканской агентуры. Впоследствии, когда американская охранка стала составлять досье на сподвижников Фиде­ля Кастро, сражавшихся в горах Сьерра-Маэстры, для нее было совершенно очевидно, что в лице Эрнесто Че Гевары она имеет революционера с «гватемальским» стажем.

В апреле 1958 года аргентинский журналист Хорхе Рикардо Масетти посетил бойцов Фиделя Кастро в горах Сьерра-Маэстры. Среди других он интервьюировал Че. Ма­сетти спросил своего соотечественника, насколько оправ­даны слухи «о коммунизме» Фиделя Кастро. Че ответил:

— Фидель не коммунист… Это мне в первую очередь приписывают коммунизм. Еще не было такого американ­ского журналиста, который, поднявшись в горы, не стал бы расспрашивать меня о моей деятельности в рядах Гва­темальской коммунистической партии, — они считали до­казанным, что я состоял в коммунистической партии этой страны только потому, что я был и остаюсь решительным поклонником демократического правительства полковни­ка Хакобо Арбенса.

— Ты занимал какой-нибудь пост в правительстве? — продолжал свой «допрос с пристрастием» Масетти.

— Нет, никакого. Но когда началось североамерикан­ское вторжение, я попытался собрать группу таких же молодых людей, как я сам, чтобы дать отпор «фруктовым» авантюристам. В Гватемале надо было сражаться, но поч­ти никто не сражался. Надо было сопротивляться, но почти никто не хотел этого делать.

После победы кубинской революции Че неоднократ­но в выступлениях, письмах вспоминает свой «гватемаль­ский период». В одном из таких выступлений в 1960 году Че говорил:

— После долгих странствий, находясь в Гватемале, Гватемале Арбенса, я попытался сделать ряд заметок, что­бы выработать нормы поведения революционного врача. Я попытался разобраться, что же необходимо для того, чтобы стать революционным врачом. Но тут началась агрессия, агрессия, которую развязали «Юнайтед фрут», госдепартамент, Джон Фостер Даллес — в общем-то это одно и то же, и их марионетка, которую звали Кастильо Армас — звали!.[13] Агрессия имела успех, ибо гватемаль­ский народ еще не достиг тогда той степени зрелости, ко­торой достиг сегодня кубинский народ, и в один прекрас­ный день я покинул, вернее — бежал из Гватемалы… Вот тогда я понял главное: для того чтобы стать революцион­ным врачом, прежде всего нужна революция. Ничего не стоят изолированные, индивидуальные усилия, чистота идеалов, стремление пожертвовать жизнью во имя само­ го благородного из идеалов, борьба в одиночку в каком-нибудь захолустье Америки против враждебных прави­тельств и социальных условий, препятствующих продви­жению вперед. Для того чтобы сделать революцию, необходимо иметь то, что есть на Кубе: мобилизацию все­го народа, который, пользуясь оружием и опытом единства, достигнутого в борьбе, познал бы значение оружия и зна­чение народного единства.

Только ли революционный врач нуждается в народной поддержке? Вовсе нет. Любой борец за народное счастье может чего-то достигнуть, только если он участвует в борьбе всего народа, если он борется за единство действий всех сил, выступающих против империализма и всяческого гнета. Именно об этом Че писал в том же году одному своему корреспонденту в США: «Мой опыт в Гватемале Арбенса, который смело ополчился против колониализма, но стал жертвой агрессии североамериканских монопо­ листов, привел меня к одному существенному выводу: чтобы быть революционером, в первую очередь необходи­мо наличие революции».

Боливийская революция застряла на половине пути, гватемальская революция потерпела поражение, но на­стоящая революция еще впереди, и встреча с нею близка…

«ГРАНМА»

Я познакомился с Фиделем Кастро в одну из прохладных мексиканских ночей, и, помню, наш первый разговор был о международной политике. В ту же ночь, спустя несколько часов, на рас­свете я уже стал одним из участников будущей экспедиции.

Эрнесто Че Гевара

Аргентинский посол в Гватемале, не без труда полу­чив от новых властей разрешение на выезд для Че, упро­сил мексиканского коллегу выдать своему подопечному визу, купил ему железнодорожный билет до Мехико и отвез его на пригородную станцию, где посадил на поезд.

Этот поезд полз столь же медленно, как «молочный конвой», на котором год назад он прибыл в Ла- Пас. Поезд с трудом продирался сквозь густые тропические заросли, иногда приближаясь к тихоокеанскому побере­жью, иногда удаляясь от него. На пустынных станциях маячили солдатские патрули, напоминая, что страна на военном положении.

О чем думал, видя эти патрули, Че? Возможно, о том, что еще раз американские империалисты,