Эрнесто Че Гевара

социальной и экономической системой и признать наше абсолютное право на дружбу с любой страной в мире».

Гудвин ограничился тем, что выслушал своего собе­седника и обещал сообщить президенту Кеннеди его вы­сказывания.

Встреча Че с Гудвином вызвала самые разнообраз­ные комментарии в латиноамериканской печати. Многие наблюдатели считали, что встреча откроет путь к дости­жению определенного «модуса вивенди» между США и Кубой. В действительности же США вовсе не были за­интересованы в достижении какого-либо разумного со­глашения с Кубой. Они готовы были «простить» Ку­бу, но при одном условии: если она откажется от совет­ской помощи, если она станет на антисоветские позиции, а точнее — на колени и запросит у янки по­щады.

Именно в таком плане вел беседу с Че президент Аргентины Артуро Фрондиси. Еще в начале конферен­ции в Пунта-дель-Эсте Че получил личное приглаше­ние Фрондиси посетить его в Буэнос-Айресе. Фрондиси был весьма противоречивой фигурой в аргентинской по­литике. На протяжении многих лет он выступал с про­грессивных позиций. Однако после избрания президен­том он поддался давлению реакционных армейских кру­гов и американского посольства и вместо осуществления обещанных реформ стал преследовать коммунистов и потворствовать еще большему проникновению американ­ских монополий в экономику Аргентины. Он даже разо­рвал дипломатические отношения с революционной Ку­бой. И все же реакционные армейские круги продолжали относиться с недоверием к Фрондиси, считая его слиш­ком «левым».

Че вылетел на встречу с Фрондиси 18 августа и про­был в Буэнос-Айресе всего лишь несколько часов. Встре­ча с Фрондиси носила секретный характер. Когда о ней узнал аргентинский министр иностранных дел, то в знак протеста немедленно подал в отставку. Пришли в раж и реакционные генералы, и, если бы Че задержался не­сколько дольше в Буэнос-Айресе, не исключено, что они арестовали бы его, а вместе с ним и самого Фрондиси.

Обо всем этом заранее знали и Фрондиси и Че, и тем не менее оба решили рискнуть и встретиться. Фрон­диси надеялся, что ему удастся убедить своего знамени­того соотечественника в том, чтобы Куба покинула «со­ветский блок» и вернулась в латиноамериканскую ов­чарню. Если бы Фрондиси сумел перетянуть на сторону США революционную Кубу, то Вашингтон в благо­дарность держал бы его в президентском кресле. Иг­ра стоила свеч, стоила риска. И Фрондиси на него пошел.

Че принял предложение Фрондиси, исходя совсем из других соображений. Че не только не чурался контактов с латиноамериканскими деятелями любой окраски, но приветствовал их. В Уругвае он был радушно принят президентом Аэдо. Такие контакты подрывали американ­скую политику санитарного кордона против революцион­ной Кубы. Кроме того, ему, конечно, не терпелось по­смотреть на свою родину, во многом ли она изменилась с тех пор, как десять лет тому назад он покинул ее, направляясь через Боливию к Миалю в Венесуэлу.

Че не оправдал надежд Фрондиси. Че говорил Фрондиси то, что уже сказал Гудвину. Фрондиси угостил своего гостя знаменитым аргентинским шашлыком — асадо. Затем они выпили матэ и расстались. По дороге на аэродром Че заехал навестить свою тяжело больную тетю Беатрис. К вечеру того же дня он уже вернулся в Монтевидео.

На следующий день Че покинул Уругвай и напра­вился в Гавану. По дороге ему предстояла встреча еще с одним президентом, его старым знакомым по Египту Жанио Куадросом, который возглавляя самую крупную латиноамериканскую страну — Бразилию. Куадрос в от­личие от Фрондиси проявлял большую самостоятель­ность по отношению к Соединенным Штатам и вовсе не скрывал своих симпатий к революционной Кубе, чем вы­зывал ярость местных реакционеров и недовольство пра­вящих кругов Вашингтона. В пику им Куадрос с боль­шой теплотой встретил Че в новой столице Бразилии и наградил его высшим бразильским орденом «Крузейро ду Сул».

Каковы же были итоги конференции в Пунта-дель-Эсте? Она показала, что даже среди правящих кругов латиноамериканских стран многие отказывались идти на поводу Вашингтона, у многих революционная Куба вызы­вала симпатию и даже восхищение. В свою очередь, Соединенные Штаты намеревались продолжать «теснить» Кубу и впредь, создавая ей всякого рода трудности.

Прошло некоторое время, и положение на Американ­ском континенте еще более осложнилось, причем не в пользу национально-освободительных сил и револю­ционной Кубы. Президент Фрондиси был свергнут воен­ными, президент Куадрос сам подал в отставку, не вы­держав давления реакционных сил. В начале 1962 года Куба была исключена из Организации американских го­сударств, против ее исключения возражали только Уруг­вай, Боливия, Чили и Мексика, но вскоре и они, за исключением Мексики, разорвали с Кубой дипломатиче­ские и экономические отношения. Все это делалось под нажимом Вашингтона, который угрожал строптивых ли­шить миллиардов «Союза ради прогресса». Тогда еще никто не знал, что эти миллиарды превратятся на прак­тике в жалкие крохи и что затея с «Союзом ради прогресса» провалится с таким же треском, как и предше­ствующие ей американские планы и проекты обновления, помощи и развития латиноамериканских стран.

Карибский кризис 1962 года, в свою очередь, показал, что Соединенные Штаты не только не стремятся урегу­лировать свои отношения с Кубой на основе равноправия и взаимного уважения, а, наоборот, готовы даже пойти на риск мирового ядерного конфликта, лишь бы стереть с лица земли кубинскую революцию. «Куба — да! Янки — нет!» — таков был ответ на эти происки империалистов США не только трудящихся острова Свободы, но и их друзей во всем мире.

Че трезво оценивал значение всех этих перемен. В одной из своих статей он писал: «В то время как Кен­неди, казалось, имел некоторые последовательные идеи о мирном сосуществовании, господствующие ныне поли­тические группы относятся к этому вопросу более скеп­тически и готовы рисковать войной, как проповедовал Фостер Даллес, лишь бы добиться своих целей. На дан­ном этапе наиболее видимые цели сдерживания социализ­ма проявляются по отношению к Южному Вьетнаму и Кубе. В этих двух точках может произойти вспышка, ко­торая может вызвать мировой пожар».

18 августа 1964 года государственный секретарь США Дин Раск цинично заявил, что нет никаких осно­ваний ожидать улучшения отношений между США и революционной Кубой, которая якобы угрожает западно­му полушарию. Правительство Соединенных Штатов считает, что эта угроза исчезнет только со свержением ре­жима Кастро, объявил Раск.

Это заявление Раска подтверждало, что правящие круги Соединенных Штатов после убийства президента Кеннеди вновь ожесточили свой курс по отношению к Ку­бе, решительно отвергая любые жесты к примирению. В Латинской Америке основной задачей Вашингтона стало любыми средствами не допустить появления «вто­рой Кубы».

Кубинские руководители могли бы, конечно, уповая, как говорится, на милость божию, стиснуть зубы, на­браться терпения и стойко сносить непрекращающийся поток американских провокаций и диверсий, угрожаю­щий поглотить их. Но тогда они не были бы тем, кем они были: борцами, людьми, совершившими первую антиим­периалистическую, подлинно народную революцию на американской земле и первыми поднявшими в западном полушарии победное знамя социализма. Сидеть сложа руки и ждать у моря погоды, пока США сменят гнев на милость, было бы к тому же неразумно. Ведь американские агрессоры могли истолковать это как признак сла­бости и еще больше увеличить нажим на остров Сво­боды.

Нет, революционная Куба не могла себе позволить даже намека на слабость. Ее надеждой стала грядущая антиимпериалистическая революция в Латинской Амери­ке, она должна была ослабить нажим со стороны правя­щих кругов США.

Но была ли надежда на континентальную революцию обоснованной? Да, ведь сама победа кубинской револю­ции предвещала континентальную революцию. Хотя ре­волюция победила только на Кубе, ее горячее дыхание чувствовалось и в аргентинских пампасах, и на высоких боливийских плато, и в джунглях Амазонки, и на вы­жженных солнцем просторах северо-востока Бразилии, и в венесуэльских льяносах, и во всех больших и малых городах и селениях от Огненной Земли до северных гра­ниц Мексики.

«Победа на Кубе, — писал Родней Арисменди вскоре после прихода к власти Фиделя Кастро, — имеет не­преходящее значение для всего нашего континента, она собрала в один узел и обострила все противоречия, от которых забеременело национально-освободительной ре­волюцией огромное чрево Латинской Америки.

Единство нашей революции определяется историче­ской и географической общностью наших народов,