находилась наша засада, был оборудован ложный аэродром, неизменно привлекавший к себе немецкие бомбардировщики.
В октябре 1942 года гитлеровцы овладели территорией Сталинградского тракторного завода и вышли к Волге. Их бомбардировочная авиация действовала непрерывно. А наш поредевший истребительный полк был в состоянии лишь изредка посылать на разведку один-два самолета.
В один из дней мне приказали пройтись вдоль железной дороги до Котельниково, просмотреть ближайшие станции и разъезды, а на обратном маршруте — линию соприкосновения наших войск с противником в районе озера Цаца.
Садовое, Гремячий, Котельниково, Дубовское — в каждом полете мы обнаруживали на этом маршруте эшелоны. А там, где находились эшелоны, по нас остервенело били зенитки. Так было и в тот раз, когда я один летел на малой высоте чуть в стороне от железнодорожного полотна, пытаясь разглядеть силуэты паровозов и вагонов.
Возвращался над прикаспийской степью, над озерами и редкими селениями. В степи обнаружил ходы сообщения, артиллерийские позиции, транспорты на дорогах. Потом показались озера, заросшие густым камышом. Здесь, как предупредили меня, часто сосредоточивались вражеские войска и надо было смотреть в оба.
Вначале ничто не вызывало подозрений. Потом в зарослях камыша мелькнуло темное квадратное пятно. Развернулся, прошел снова над камышами. И сразу увидел четкие контуры танка, прикрытого ветками. Развернулся еще раз, снизился. Танков было больше сотни.
По моему самолету не было сделано ни единого выстрела: те, кто находился на земле, не хотели себя обнаруживать. Им важно было сохранить втайне скопление войск. Они явно готовились к наступлению.
С этим твердым убеждением летел я домой, и было очень грустно на душе. Нашей боевой техники почему-то нигде не видно, а враг подтягивает свою, душит Сталинград…
Приземлившись, я бросился бегом на КП. По моему виду майор Морозов понял, что я привез важные сведения.
— Говори, буду сразу передавать твое донесение в штаб армии, — сказал он и взялся за телефон.
Связавшись со штабом, Морозов протянул трубку мне.
— Докладывайте. Слушаю вас, лейтенант, — услышал я голос командарма.
— Товарищ генерал, в районе озера Цаца сосредоточено около сотни танков…
— Ни слова о том, что вы видели, — оборвал меня командарм. — Доложите, что разведано на территории противника. Ясно?
— Ясно, товарищ генерал!
Мне действительно было все ясно: очевидно, я первый из нашего полка увидел советские танки, подведенные к фронту!
Продиктовав оперативному дежурному донесение, я ушел с КП. Переполненный предчувствием чего-то большого и важного, я боялся встретиться с кем-нибудь из однополчан, чтобы не заговорить о том, что будоражило мысли. Так, значит, боевая техника и люди у нас есть. Советское командование готовит сокрушительный контрудар по врагу. Значит, самолеты тоже стоят где-то на запасных аэродромах, ждут своего дня!
Мысли снова и снова возвращались к танкам. Такая сила незаметно подтянута к самому фронту! Какое это большое искусство! Десятки машин были безупречно скрыты от наблюдения воздушной разведки, а одна была замаскирована плохо, и это сводило на нет усилия многих людей! Думая об этом, я отчаянно ругал того растяпу, который невольно подвел своих товарищей…
В конце октября командир нашего полка собрал всех летчиков и объявил, что Амет-Хана, Степаненко, Борисова и меня откомандировывают в авиаполк, который находится в тылу на переподготовке и пополнении.
За ужином майор Морозов, подняв фронтовую чарку, сказал:
— Мне тяжело отпускать сразу четырех хороших летчиков. Амет-Хан, Степаненко и Борисов прошли под Знаменем нашего полка большой боевой путь. Лавриненков за три месяца перенял самое ценное из нашего опыта и стал достойным членом нашего гвардейского коллектива… Утешает только то, что мы посылаем четырех летчиков в прославленный девятый гвардейский полк. Он не раз летал вместе с нами. Мы хорошо знаем его соколов и их командира подполковника Льва Шестакова. И я уверен, что еще не раз услышим имена Амет-Хана, Степаненко, Борисова и Лавриненкова. За их боевые успехи!
Перед тем как разойтись по избам, Амет-Хан выстрелил в воздух четыре раза. Это был традиционный «салют живым» и салют прощания с друзьями. Наши товарищи оставались на месте нести героическую вахту в небе над Волгой. А мы четверо направлялись в тыл, в зону тишины, для боевой учебы.
Утром нас троих (Степаненко находился в госпитале) перевезли на трех По-2 в одно из селений.
Летели, казалось, недолго, а очутились на земле Казахстана.
В дни Сталинградской битвы эта станция и селение сыграли немалую роль в подготовке победы над врагом: здесь сосредоточивались и готовились резервы. Поселок на всю жизнь запомнился нам своими домишками, арбузами, верблюдами, неимоверной перенаселенностью. И еще тем, что отсюда открывался безбрежный горизонт.
Девятый гвардейский полк, в который мы прибыли тревожной осенью 1942 года, ждал новых машин «Яковлев-1» вместо ЛаГГ-3, на которых летали до сего времени. На базе 9-го формировался особый гвардейский полк. Об этом мы догадались сразу. Что собой представлял 9-й гвардейский вообще, его историю, замечательные качества служивших в нем людей и его командира Льва Шестакова, мы, новички, познали до конца только со временем.
В общежитии мы застали двух девушек. Они были одеты в легкие комбинезоны, какие тогда носили летчики. О чем-то весело беседовали, усевшись на покрытом одеялом матраце. Увидев девчат, мы решили, что попали не по адресу, и растерянно остановились в дверях.
— Проходите! Не смущайтесь, — сказала одна из летчиц. — Вы только прибыли?
— Да, — подтвердил кто-то из нас.
— Мы тоже. Давайте знакомиться. Лиля Литвяк. А это Катя Буданова.
Не успели оглядеться, как вслед за нами вошла группа мужчин. На их гимнастерках сверкали награды. Среди вошедших было три Героя Советского Союза. Один из них — блондин среднего роста сразу привлек мое внимание.
— Баранов, — назвал он себя.
Я с восторгом смотрел на него. Славные боевые дела Баранова были известны всем летчикам, мы помнили его по портретам в газетах, знали, что служит он где-то рядом с нами, иногда и встречались в воздухе. Баранов в те дни был самым популярным истребителем на нашем фронте.
Оглядев новичков, он стал расспрашивать, кто откуда прибыл.
Тут-то мы и узнали, что капитан Баранов является заместителем командира 9-го гвардейского полка. Он представил нам своих товарищей Героев Советского Союза И. Г. Королева и В. А. Серогодского. И сказал, что девушки тоже командированы к ним в полк и что на счету у каждой уже имеется несколько сбитых самолетов.
— Устраивайтесь, товарищи, кому где нравится, — показал Баранов на длинный ряд аккуратно застеленных матрацев.
— Я уже выбрал! — объявил Амет-Хан и бросил свой чемоданчик на матрац, находившийся рядом с тем, на котором только что сидели девчата.
— Возьми и меня в соседи! — поспешил Борисов. Я тоже присоединился к ним.
— А вас я попрошу ко мне, — обратился Баранов к летчицам.
Амет-Хан разочарованно поморщился, присаживаясь на табуретку.
— А я надеялся, капитан, что вы оставите девушек с нами хотя бы до вечера. Скоро и разговаривать с представителями прекрасного пола разучимся.
— Еще наговоритесь! — успокоил его Баранов. — И на земле, и в воздухе будете вместе. До встречи за ужином!
Мы пошли прогуляться. Деревянные домики, украшенные резьбой, деревянная церквушка, мазанки, приветливые местные жители — все казалось родным, напоминало мне родную Смоленщину…
