— Скажи мне, что с тобой.
— Ты ведь не будешь лгать мне, чтобы я умер с миром? — нежно спросил старик. Ингмар сидел смущенный. Он потерял все свое самообладание и разразился слезами. — Скажи мне лучше правду, — продолжил старик.
Ингмар быстро справился со слезами.
— Я не могу не плакать, когда теряю такого друга, каким ты был мне всегда.
Старик слабел все больше, холодный пот выступил у него на лбу.
— Ты так недавно вернулся, Ингмар, что я не знаю, слышал ли ты, что говорят об усадьбе.
— Да, — отвечал Ингмар, — слухи о том, на что ты намекаешь, дошли ко мне в Иерусалим.
— Я должен был лучше приглядывать за тем, что ты мне доверил, — сказал старик.
— Я скажу тебе одно, Ингмар-сильный. Ты неправ, если думаешь о Барбру что-нибудь дурное.
— Я — неправ? — спросил старик.
— Да, — твердо произнес Ингмар. — Хорошо, что я вернулся. Теперь около нее будет человек, который сумеет ее защитить.
Ингмар-сильный хотел что-то возразить, но в это время в комнату вошла Барбру, которая готовила в зале кофе для гостей и слышала весь разговор. Она быстро подошла к Ингмару, словно желая ему что-то сказать, но в последнюю минуту раздумала; вместо этого она наклонилась к старику и спросила, как он себя чувствует.
— Мне стало лучше после того, как я поговорил с Ингмаром, — ответил он.
— Да, хорошо поговорить с ним, — тихо сказала Барбру и, отойдя от кровати, села к окну.
После этого все увидели, что Ингмар-сильный готовится к смерти. Он лежал, сложив руки и закрыв глаза. Все сидели молча, чтобы не нарушить его покоя.
Мысли старика непрестанно обращались к тому дню, когда умирал Ингмар-старший. Ингмар-сильный видел перед собой комнату в том виде, какой она была, когда он вошел проститься с другом. Тут он увидел детей, которых спас его хозяин; в его последние минуты они сидели у него на кровати. При этой мысли у старика стало тепло на сердце. «Видишь, Ингмар-старший, у тебя все-таки было передо мной преимущество, — прошептал он, так как он знал, что товарищ его юности был в этот час поблизости. — Священник и доктор здесь, и твое одеяло покрывает меня, но на моей постели не сидит дитя».
Едва успел он произнести это, как ему почудилось, будто кто-то ответил:
— Здесь в усадьбе есть ребенок, которому ты можешь оказать благодеяние в свой смертный час.
Поняв, в чем дело, Ингмар-сильный тихо улыбнулся. Он, казалось, сразу сообразил, что ему надо сделать. Ослабевшим, но ясным голосом начал он сетовать на то, что пастору и доктору так долго приходится ждать его кончины.
— Раз господин пастор здесь, — сказал он, — то я должен ему сказать, что у нас в доме есть еще некрещеное дитя, и я попросил бы господина пастора, пока он здесь, окрестить ребенка.
В комнате и раньше было тихо, но после этих слов, казалось, все замерло. Тогда пастор сказал:
— Тебе пришла в голову благая мысль, Ингмар-сильный. Давно пора было сделать это.
Барбру стояла пораженная.
— Ах, нет, — сказала она, — не надо.
Ее не покидала мысль, что при крещении придется назвать отца ребенка, и поэтому откладывала таинство со дня на день. «Когда развод будет закончен, тогда и окрещу его», — думала Барбру. А теперь она так испугалась, что не знала, как ей быть.
— Ты можешь доставить мне радость, сделав доброе дело в мой смертный час, — сказал Ингмар- сильный, повторяя слова, которые ему послышались.
— Нет, этого не должно быть, — прошептала Барбру.
Тут и доктор стал на сторону Ингмара-сильного.
— Я убежден, что Ингмар-сильный вздохнет легче, если хоть ненадолго забудет о приближении смерти.
Барбру казалось, что оба они своей просьбой накладывают на нее тяжелые цепи. Она произнесла с тихим стоном:
— Поймите, это невозможно.
Тогда пастор подошел к Барбру и серьезно сказал:
— Барбру, ты ведь сама понимаешь, что ребенка надо окрестить.
— Да, но сегодня это для меня слишком тяжело, — прошептала она. — Завтра я приду к вам с сыном, господин пастор. Нельзя же его крестить теперь, когда умирает Ингмар-сильный!
— Ингмару-сильному это доставит радость, — сказал пастор.
До этой минуты Ингмар сидел молча и неподвижно, но теперь он пришел в сильное волнение, увидев Барбру такой растерянной и несчастной.
«Как это должно быть тяжело для такой гордой женщины, как она», — подумал он. Ингмар просто не мог перенести, чтобы та, кого он любил и уважал больше всех, подвергалась всеобщему презрению и осуждению.
— Пожалуйста, не настаивай, Ингмар-сильный, — сказал он. — Это слишком тяжело для Барбру.
— Мы поможем ей, пусть только принесет ребенка, — сказал пастор. — Она может все необходимое написать на бумаге, я унесу ее с собой и там уже внесу в церковную книгу.
— Ах, нет-нет, это невозможно! — сказала Барбру, пытаясь отложить крестины.
Тогда Ингмар-сильный приподнялся на постели и веско произнес:
— Ты всю жизнь будешь упрекать себя, Ингмар, если не настоишь, чтобы исполнили мою последнюю волю.
Тогда Ингмар быстро поднялся с места. Он подошел к Барбру, наклонился к ней и прошептал: «Ты ведь знаешь, Барбру, что замужняя женщина должна при крещении детей называть только имя мужа». — И громко добавил:
— Я пойду и скажу, чтобы принесли ребенка.
Ингмар взглянул на Барбру. Она задрожала, но не возразила ни слова. «Мне кажется, она вот-вот сойдет с ума», — подумал он.
Он вышел и несложные приготовления были быстро окончены. Пасторская одежда и молитвенник были вынуты из саквояжа, который пастор всегда возил с собой. Принесли сосуд с водой, затем вошла старая Лиза с ребенком на руках.
Пастор надел облачение.
— Прежде всего я должен знать, как назовут ребенка, — сказал он.
— Барбру сама должна выбрать имя, — предложил доктор.
Все обернулись к Барбру, она пошевелила губами, но не произнесла ни звука; наступило томительное молчание.
Увидя это, Ингмар подумал: «Теперь она думает о том, какое имя носил бы ее сын, если бы все обстояло как следует. Она слова не может произнести от стыда». Ему стало так жаль ее, что гнев его прошел и великая любовь, какую он питал к ней, вновь наполнила его сердце. «Ее сын спокойно может называться Ингмаром, — подумал он. — Мне-то что? Ведь мы должны развестись. Уж лучше показать людям, что это ребенок мой, так к ней снова вернется ее доброе имя».
Так как он не хотел говорить об этом прямо, то нашел другой выход.
— Поскольку на этом крещении настоял Ингмар-сильный, то, мне кажется, следует назвать мальчика его именем, — произнес он, глядя на жену и стараясь понять, уловила ли она его намерение.
Едва Ингмар произнес эти слова, как заговорила Барбру. Медленно выступила она вперед и подошла к священнику. Потом она твердо произнесла:
— Ингмар был так милостив ко мне, что я не в силах больше мучить его и должна сознаться, что это его сын, но ребенок не должен называться Ингмаром, потому что он слепой и слабоумный.
Говоря эти слова, Барбру чувствовала, как тяжело ей выдавать тайну, от которой зависела вся ее жизнь. Она горько заплакала и, чувствуя, что не может совладать с собой, поспешно вышла из комнаты, чтобы не тревожить умирающего, и уже там, за дверью, громко зарыдала.
Немного спустя Барбру подняла голову и прислушалась к тому, что делается в соседней комнате.
