их.
Он стоял, не двигаясь с места, и смотрел на реку. Тут словно чья-то рука толкнула плот, он повернул и направился прямо к берегу. Дети были уже так близко, что крестьянин мог разглядеть их испуганные лица и слышать их плач.
Но они все-таки были еще так далеко, что он не мог достать до них багром с земли. Тогда он спустился к воде.
Но в это время его охватило какое-то странное чувство; ему казалось, что кто-то кричит ему: «Ты уже не молод, Ингмар Ингмарсон, смотри, ты рискуешь жизнью!»
Он остановился на минуту и задумался, имеет ли он право рисковать собой. Жена, которую он когда-то привез из тюрьмы, умерла прошлой зимой, и с тех пор его самым большим желанием было последовать за ней. Но, с другой стороны, его сын, которому должно было перейти именье, был еще мальчиком. Ради него он должен еще жить.
— Господи, да будет воля Твоя, — сказал Ингмар-старший и словно сбросил с себя всю медлительность и неповоротливость. Войдя в шумящую реку, он крепко упирался в дно шестом, чтобы не быть унесенным потоком, и внимательно следил за проносящимися мимо льдинами и бревнами, чтобы они не столкнули его.
Когда плот приблизился к нему, он крепко уперся ногами в дно и, протянув багор, зацепил им плот.
— Держитесь крепче, — крикнул он детям, потому что в эту минуту плот делал крутой поворот и все балки его трещали. Но хрупкое сооружение все-таки уцелело, и Ингмар-старший вывел его из опасной стремнины. Тут он его выпустил, так как знал, что само течение пригонит его к берегу.
Он снова уперся багром в землю и тоже повернул обратно к берегу, но при этом не обратил внимания на большое бревно, плывущее мимо. Бревно налетело на него и сильно ударило в бок. Бревна неслись с безумной быстротой, и удар был столь силен, что Ингмар Ингмарсон зашатался, но не выпустил багра из рук и с трудом добрался до берега. Выйдя на землю, он не решился даже ощупать ушибленное место: ему казалось, что разбита вся грудная клетка. Рот его был полон крови. «Пришел твой конец, Ингмар-старший», — подумал он. Он не мог больше ступить ни шага и опустился на песок.
Спасенные им дети начали кричать от страха, из соседних домов сбежались люди и перенесли Ингмара в дом.
В Ингмарсгорд вызвали священника, и он оставался там до вечера. По пути домой он зашел в школу. За день пастор услышал кое-что, о чем ему хотелось потолковать.
Учитель и матушка Стина были глубоко огорчены, потому что до них уже дошло известие о смерти Ингмара Ингмарсона. Священник, напротив, вошел легко, и лицо у него было радостное и ясное.
Учитель сейчас же спросил его, успел ли пастор прийти вовремя.
— Да, — отвечал священник, — но мое присутствие было совершенно не нужно.
— Не нужно? — переспросила матушка Стина.
— Нет, — сказал пастор, загадочно смеясь, — он мог бы и без меня отойти в мир иной! Часто бывает нелегко сидеть у постели умирающего, — сказал пастор.
— Конечно-конечно, — согласился учитель.
— Да, и особенно, когда умирает первый человек в деревне.
— Разумеется.
— Но иногда случается совсем не то, чего ждешь.
Пастор помолчал с минуту. Он сидел, гордо выпрямившись, и глаза его сверкали из-под очков.
— Слышали ли вы, Сторм, или вы, матушка Стина, о чудесном событии, которое случилось с Ингмаром-старшим в его молодости? — спросил пастор.
Учитель отвечал, что про Ингмара-старшего ходило много всяких рассказов.
— Да, но это особый случай, я только сегодня услышал о нем в Ингмарсгорде. У Ингмара-старшего был большой друг, торпарь[2] в их имении, — продолжал священник.
— Да, я это знаю, — сказал учитель. — Его тоже зовут Ингмар, и, чтобы различать их, его прозвали Ингмар-сильный.
— Да, это он, — сказал пастор. — Отец назвал его Ингмаром из почтения к своему господину. Так вот, это случилось, когда Ингмар-старший был еще молод. Однажды летним вечером, в воскресенье, он со своим товарищем Ингмаром-сильным надел праздничные одежды, и они пошли в село на праздник.
Пастор остановился и задумался.
— Представляю себе, какой это был прекрасный вечер, — сказал он. — Тихий и ясный, когда земля и небо сливаются на горизонте, небо окрашено зеленоватыми отсветами, а земля покрыта легким туманом, который окутывает все голубовато-белой дымкой. Но как только Ингмар-старший и Ингмар-сильный вошли в деревню и собирались перейти через мост, им почудилось, что кто-то приказал им посмотреть вверх. Они подняли глаза и увидели небо, которое распахнулось, как завеса, и они стояли рука об руку, созерцая это великолепие.
— Слышали вы об этом, матушка Стина, или вы, Сторм? — спросил пастор. — Оба они стояли на мосту и смотрели на разверзшееся перед ними небо. О том, что видели, они рассказали только своим детям и ближайшей родне. Никто из чужих до сих пор не знал этого; память об этом дне они хранили как величайшее сокровище и неприкосновенную святыню.
Священник снова помолчал, глядя в землю, и потом вздохнул:
— Мне никогда не приходилось слышать ничего подобного, — сказал он, и голос его слегка задрожал. — Я бы очень хотел быть с ними в ту минуту и видеть разверзшееся небо.
— И сегодня, как только Ингмара-старшего перенесли в дом, — продолжал пастор, — он послал за Ингмаром-сильным; приказание его сейчас же исполнили, а заодно послали за доктором и за мной. Но Ингмара-сильного не оказалось дома. Он рубил в лесу дрова, и его не так-то легко было отыскать. За ним разослали работников во все стороны, и Ингмар-старший страшно беспокоился, что не увидит его перед смертью.
Прошло много времени, уже пришли мы с доктором, а Ингмара-сильного все еще не было.
Ингмар-старший не обращал на нас большого внимания, он уже был близок к смерти.
«Я умираю, господин пастор, — сказал он, — но перед смертью я бы хотел увидеть Ингмара».
Он лежал на большой постели, накрытый лучшим одеялом. Глаза его были широко раскрыты и, похоже, все время созерцали что-то невидимое для других. Спасенных им ребятишек посадили на его кровать, и они сидели, тихо съежившись у его ног. Иногда он отрывал взор, устремленный на что-то вдали, потом переводил его на детей, и тогда лицо его озарялось улыбкой.
Наконец торпаря отыскали, и Ингмар-старший радостно улыбнулся, заслышав в сенях тяжелые шаги Ингмара-сильного.
Когда торпарь подошел к постели, умирающий взял его за руку и нежно погладил ее; потом он спросил:
— Ты еще помнишь, Ингмар-сильный, как мы стояли на мосту и перед нами разверзлось небо?
— Да, конечно же, я помню, как мы смотрели на небо, — отвечал Ингмар-сильный.
Тут Ингмар-старший совсем повернулся к нему, он улыбался, и лицо его сияло, словно он собирался сообщить радостную весть.
— Я иду туда, — сказал он Ингмару-сильному.
Торпарь нагнулся и глубоко заглянул ему в глаза.
— И я последую за тобой, — сказал он.
Ингмар-старший утвердительно кивнул.
— Но ведь ты знаешь, — продолжал Ингмар-сильный, — Я не могу уйти прежде, чем твой сын вернется из паломничества.
— Да, знаю, — сказал Ингмар-старший, кивая.
Потом он несколько раз тяжело вздохнул и умер.
Учитель с женой согласились с пастором, что это была прекрасная смерть. Некоторое время все трое сидели молча.
— Но что же хотел сказать Ингмар-сильный, говоря о паломничестве? — спросила вдруг матушка Стина.
