Сначала мы сильно обрадовались при мысли, что вы присоединитесь к нам и мы будем вести в Иерусалиме общую жизнь, полную радости и самосовершенствования, но потом мы опечалились и сказали: „Никогда не покинут они свои большие усадьбы, возделанные поля и привычный труд“.
Тогда братья из Иерусалима ответили: „Мы не можем предложить им полей и поместий, зато можем указать им дороги, по которым ступала нога Спасителя и по которым пройдут и они“.
Сомнение не покидало нас, и мы сказали: „Нет, наши братья и сестры в Швеции никогда не согласятся переселиться в чужую страну, где никто не понимает их языка“.
И братья из Иерусалима отвечали: „Они научатся понимать, что говорят камни святой земли об их Спасителе“.
Мы сказали: „Никогда не отдадут они свое достояние чужим людям, чтобы самим остаться нищими. Они не захотят отказаться от власти и почета, потому что наши единомышленники самые уважаемые и почтенные люди в приходе“.
Братья из Иерусалима отвечали: „Мы не можем дать им власть и богатство, но мы предлагаем им разделить страдания Господа нашего Иисуса Христа“.
Когда они это сказали, сердца наши снова исполнились великой радостью.
И вот я обращаюсь к вам, дорогие братья и сестры! Прочитав это письмо, не вступайте в беседу между собой, как обычно, но сидите тихо и ждите. Сделайте то, что повелит вам глас Господень».
Хальвор сложил письмо и положил его на стол.
— Теперь мы исполним повеление Хелльгума. Будем сидеть молча и ждать, — сказал он.
В комнате воцарилась глубокая тишина.
Старая Ева Ингмарсон сидела тихо и ждала, что возвестит ей глас Божий. Все это она поняла по- своему. «Да-да, — думала она, — Хелльгум хочет переселить нас в Иерусалим, чтобы избавить от страшной гибели. Господь хочет спасти нас от потоков лавы и сберечь от огненного дождя. И праведные услышат глас Господень, который повелит им бежать отсюда».
Старуха и мысли не допускала, что кому-то, может быть, тяжело бросить дом и родину. Ей и в голову не приходило, что кто-нибудь может в душе сомневаться, не имея сил покинуть зеленые леса своей родины, веселые реки и плодородные поля. Многие со страхом думали о том, что им придется изменить всю свою жизнь и проститься с родным домом, родителями и друзьями, но старая Ева не думала об этом. Ведь это значило, что Господь хочет их спасти, как в ветхозаветные времена он спас Ноя и Лота. Они призываются к блаженной жизни в святом граде Господнем. Для нее это было все равно, как если бы Хелльгум написал, что их берут живыми на небо.
Все сидели с закрытыми глазами, погрузившись в свои мысли. Многие так переживали, что горячий пот выступил у них на лбу.
— Вот испытание, которое предвещал нам Хелльгум, — вздыхали они.
Солнце склонялось к западу, и его яркие лучи падали прямо в комнату, отбрасывая красноватый отсвет на их бледные лица.
Наконец жена Льюнг Бьорна, Мерта Ингмарсон, поднялась со своего места и опустилась на колени. Все последовали ее примеру и тоже преклонили колена.
Многие глубоко вздохнули, и радостная улыбка озарила их лица.
Карин Ингмарсон произнесла дрожащим голосом:
— Я слышу глас Господень, он призывает меня!
Гунхильда, дочь бургомистра, протянула в экстазе руки, и по щекам ее текли слезы.
— Я тоже могу ехать! — воскликнула она. — Господь призвал меня!
Потом Кристер Ларсон и его жена произнесли почти в один голос:
— В ушах моих звучит глас Божий! Я слышу, как Господь зовет меня!
Один за другим они получали откровение, тревога и страх покидали их, а сердца наполнялись великой радостью. Они не думали больше о своих усадьбах и родных, они думали только о том, что их община опять расцветет, ведь это такое счастье — быть призванными жить в граде Господнем.
Многих Господь уже призвал, но Хальвор Хальворсон все еще не слышал голоса, зовущего его в Иерусалим. Он боролся в душе сам с собой и, глубоко опечаленный, думал: «Господь не желает призвать меня, как Он призвал других. Он видит, что я люблю свои поля и луга больше, чем Его слово. Я недостоин Его».
Карин Ингмарсон подошла и положила ему руку на лоб.
— Успокойся, Хальвор, молись и жди зова.
Хальвор крепко сжал руки, так что хрустнули суставы:
— Должно быть, Господь не считает меня достойным ехать вместе с вами, — сказал он.
— Ты сможешь ехать, Хальвор, только стой совсем-совсем спокойно, — сказала Карин. Она опустилась рядом с ним на колени и обняла его. — Жди и не волнуйся.
Через несколько минут лицо Хальвора потеряло свое напряженное выражение.
— Я слышу… я как будто слышу что-то вдали.
— Это звуки ангельских арф, которые предшествуют зову Господню, — сказала жена. — Молчи и жди!
Она тесно прижалась к нему, чего никогда не делала при посторонних.
— Ах, — воскликнул он, — я слышу глас Господень! Он громко прозвучал у меня в ушах: «Ты должен ехать в Мой святой град Иерусалим!» И вы все тоже слышали эти слова?
— Да, да, — воскликнули все. — Мы все слышали это!
Тут старая Ева начала жаловаться и стенать.
— Я ничего не слышала! Я не могу ехать с вами! Я, как жена Лота, буду брошена на полпути. Я должна остаться здесь и буду превращена в соляной столб.
Она плакала от страха, и хелльгумианцы собрались вокруг нее, чтобы молиться вместе с ней. Она по-прежнему ничего не слышала, и скорбь ее переходила в отчаяние.
— Я ничего не слышу, — сказала она, — но вы все равно должны взять меня с собой. Вы не должны оставлять меня здесь, чтобы меня поглотили потоки лавы!
— Подожди, Ева! — говорили хелльгумианцы. — Господь еще призовет тебя. Он призовет тебя сегодня ночью или завтра.
— Вы не отвечаете мне, — говорила старуха, — не отвечаете на мои слова. Вы не возьмете меня, если я не услышу призыва Господня?
— Господь призовет тебя, — воскликнули хелльгумианцы.
— Вы не отвечаете мне! — с отчаянием сказала старуха.
— Дорогая Ева, — сказали хелльгумианцы, — мы не можем взять тебя с собой, если Господь не призовет тебя. Не бойся, ты еще услышишь глас Божий.
Тут старуха быстро поднялась с колен. Дряхлое тело ее выпрямилось и она сильно стукнула палкой об пол.
— Я вижу, вы хотите уехать без меня и бросить меня тут на погибель, — сказала она. — Да-да-да! Вы хотите уехать и оставить меня погибать!
Она пришла в сильный гнев и стала похожа на прежнюю Еву Ингмарсон, сильную, горячую и вспыльчивую.
— Не хочу больше ничего даже слышать о вас! — крикнула она. — Я не хочу, чтобы вы меня спасали! Тьфу! Вы собираетесь покинуть жен и детей, отцов и матерей, чтобы спастись самим! Стыдитесь! Вы безумны, если хотите покинуть ваши усадьбы! Вас соблазнили ложные пророки, и вы в заблуждении следуете за ними! На вас польются потоки огня и лавы! Вы погибнете! А мы, оставшиеся здесь, будем спасены!
III
В этот же день, в сумерках, двое молодых людей стояли на дворе и разговаривали.
Молодой человек привез из лесу бревно, такое большое, что лошадь едва тащила его. А лошади,
