утром денежном переводе. – Нашел время разъезжать по гостям со всем семейством! Даже чума его не может переделать!
Фрау Гросс отвернулась, не в силах высказать ему горькую правду о его старшем брате. Три часа готовилась она к этому разговору, подобрала, казалось, наиболее подходящие слова. Но сейчас у нее попросту духу не хватило оглушить его страшной вестью.
– А наш папа умер! – выскочила вперед Рози, довольная, что может сообщить незнакомому дядюшке такую интересную новость. – Сейчас мы будем у вас жить. Здравствуйте, дядя Онли.
– Здравствуйте, дядя Онли! – сурово поздоровался Джерри. – Мы будем вести себя тихо. И мы будем совсем мало кушать, вы не беспокойтесь, пожалуйста. Мы уже привыкли совсем мало кушать…
– Только их мне теперь и не хватало! – охнул Онли Наудус и схватился за притолоку, чтобы не упасть.
Онли Наудусу было очень жалко и Сима, и Анну-Луизу, и Бетти, и несчастных ребятишек. Но больше всего ему все-таки было жалко самого себя. Самого себя, Энн и мебель. В первую очередь, пожалуй, именно мебель. Сейчас, когда как с неба свалилось три лишних рта, час окончательного расчета за мебель отодвигался в далекую туманную даль. А вместе с ним откладывалась на неопределенное время и их свадьба с Энн. Брать с раненой Бетти плату за содержание собственных племянников, особенно когда у них только что умер отец, он не мог, да и не хотел: что люди скажут?
Про мебель он, конечно, не проронил ни слова, – у него хватило на это такта, – но взгляд, которым он окинул свое (увы, не совсем еще свое!) трюмо, стол, очень модные и очень неудобные кресла с низенькими квадратными спинками, был правильно понят не только его невестой, забежавшей вскоре после его возвращения, но и супругами Гросс.
– Боже, но какие же они у тебя заморыши, твои племянники! – воскликнула раскрасневшаяся с мороза Энн, узнав, кто такие маленькие гости ее жениха. Она всхлипнула, расцеловала их и стала поправлять растрепавшийся убогий розовый бантик в челочке Рози. – Они даже не бледненькие. Они какие-то светло- голубенькие!
«Славная моя! – с нежностью подумал о ней Онли. – Старается, бедняжка, показать, будто ее совершенно не волнует вопрос о том, как мы сейчас расплатимся за мебель…»
Быть может, ему было бы несколько легче перенести обрушившиеся на него удары судьбы, если бы он знал, что Энн и не думала притворяться, что ей действительно в эти минуты больше всего было жалко не себя, не мебель и даже не жениха, переживания которого она отлично понимала, а вот этих чахлых малышей с прозрачной, без единой кровинки кожей, которые смотрели на своего дядюшку с любопытством и робкой надеждой.
– А теперь, ребята, спать! – сказала фрау Гросс, опасаясь больше всего, как бы Онли не ляпнул вдруг при них какую-нибудь грубость. – Как вы думаете, где бы их удобнее было уложить?
Онли безнадежно махнул рукой:
– А хоть на моей кровати.
– Дяденька Онли, – решился, наконец, Джерри, которого глубоко заинтересовала дядина рука на перевязи. – Почему у вас рука перевязана? Вы были на войне?
– Спать, спать! – заторопилась профессорша. – Вы не возражаете, господин Онли, если я их уложу на стульях? – Но, увидев его перекосившееся лицо, она быстро поправилась: – Хотя нет, пожалуй, лучше будет устроить их на полу… А то еще свалятся во сне…
Ребята метнули на нее оскорбленный взгляд. Даже маленький Мат и тот давно уже не падал во сне на пол. Но они промолчали, потому что детским своим чутьем почуяли, что как эта старенькая тетя Полли ни расхваливала им их дядюшку, а они здесь все-таки не очень желанные гости.
Профессорша повела их в соседнюю комнату и стала устраивать на полу. Ее муж вызвался ей помогать, чтобы оставить вконец расстроившегося Онли наедине с его невестой. Да и ему самому надо было потолковать с женой с глазу на глаз.
Профессорша кинула взгляд на ребятишек. Джерри, свернувшись калачиком, спал. Рози все еще ворочалась с боку на бок.
– Спи, спи, девочка! – оказала фрау Гросс.
– Я сплю, тетя Полли.
– Ну, вот и хорошо. Ты накройся с головой одеялом, скорее заснешь.
Рози накрылась с головой, но тотчас же снова высунула ее из-под одеяла:
– Тетя Полли!
– Спать надо, девочка, спать!
– Тетя Полли, я буду делать все, как вы мне будете велеть. Хорошо?
– Хорошо, девочка, хорошо. Спи!
– Я сплю, – послушно ответила Рози. – А завтра?
– Что завтра, девочка?
– А завтра утром что мне делать?
– Спи, Рози, а то я рассержусь. Завтра поговорим.
– Завтра утром я подмету пол и вытру всю пыль, хорошо?
– Хорошо, девочка. Спи.
– Я сплю, тетя Полли. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, детка.
Рози повернулась на другой бок, накрылась с головой одеялом и замолкла.
Профессорша, хотя разговор с ее мужем и шел по-немецки, все же выждала, пока не убедилась окончательно, что девочка заснула.
– Гросс, – шепнула она наконец, – что я тебе скажу…
Профессор пододвинулся поближе и приготовился слушать.
– Ты помнишь того черноволосого в темно-синем свитере, ну того, с которым мы третьего дня пожары тушили?
– Карпентера?
– Угу.
– За ним нынче вечером целая охота была. Стреляли даже.
– Угу.
– Вот только неужели его схватили?
– Его не схватили.
– Не схватили? – обрадовался Гросс, но тут же придал своему лицу самое сухое выражение. – Мне, правда, кажется, что он хороший человек, но, прошу тебя, переменим тему разговора… Меня совершенно не интересует политика… А откуда тебе известно, что его не арестовали?
– Гросс, друг мой, – виновато прошептала профессорша и горестно вздохнула, – я знаю, что ты меня будешь упрекать, я знаю, что заслужила твои упреки, но только я…
Она замолкла, не решаясь договорить фразу.
– Только ты что? – нетерпеливо спросил профессор.
– Только я, дорогой мой друг, вмешалась. Сердце не выдержало.
– Ты меня уморишь, Полина. Говори толком: во что это ты вмешалась?
– В политику… Ну совершенно нечаянно…
– Когда же это ты успела? – облегченно вздохнул профессор. – Ты же из дому сегодня не выходила.
– Я в нее, дорогой мой, не выходя из дому, вмешалась.
– Ладно, – улыбнулся профессор. – Давай лучше поговорим о Карпентере. Откуда тебе известно, что его не поймали?
– Так я же как раз о Карпентере и говорю… Я его… я его спрятала.
– Спрятала?! Ты с ума сошла!.. Где же ты его спрятала?
– То есть я его не совсем спрятала, он сам спрятался. Вбежал со двора на кухню, дверь была раскрыта, влез на чердак и спрятался. Но я его видела. Услышала, кто-то шуршит на кухне, гляжу, а это он и есть, Карпентер. Без шапки, без пальто, дышит, как опоенная лошадь, смотрит на меня затравленными глазами и говорит: «Здравствуйте, мадам. Ну что ж, выдавайте меня полиции». Я говорю: «Почему же это я должна
