Двое суток пути прошли незаметно. На утро третьего дня Томазо, насвистывая веселую песенку, вышел на залитый солнцем перрон. В руках у него был только маленький чемодан. Не было никакого смысла таскать с собой багаж, когда стоит только зайти в любой магазин и тебе подарят все, что тебе заблагорассудится, и еще будут благодарить. Он вышел на вокзальную площадь и увидел совсем близко пальмы, и океан, и массу чаек, летавших над водой.
«Не-е-ет, — сказал тогда про себя Магараф, у которого дух захватило от этой красоты и от музыки, доносившейся со всех сторон, и от всей этой праздничности, нахлынувшей на него, — не-е-ет, черт возьми, жить можно!»
Теперь надо было выбрать гостиницу получше. Он сел в такси и спросил у шофера:
— Скажи-ка, дружище, какой у вас тут самый лучший отель?
— «Астория», — ответил шофер, — только я вам все же рекомендовал бы «Палас». Там сейчас интересней.
— Почему? — спросил Томазо.
— Потому что там живет Томазо Магараф.
— Томазо Магараф? — удивился наш герой. — Это какой же Томазо Магараф?
— Неужели вы не знаете? — удивился в свою очередь шофер. — Тот самый, которого недавно судили за то, что он вырос.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, о том, как Томазо Магараф решил ничего не предпринимать
Когда Томазо услышал ответ шофера, он рассмеялся, решив, что шофер узнал его по фотографиям в газетах и собирается пошутить. Но шофер с таким изумлением на него посмотрел, что Томазо похолодел.
— Тут что-то не так, — пробормотал он, — вы что-то путаете. Этого не может быть.
Но шофер только недовольно повел плечами и ничего не ответил, давая этим понять, что не считает нужным вступать в дискуссию по совершенно бесспорному вопросу.
Они вскоре остановились у мраморных ступеней отеля «Палас». Первое, что Магараф увидел, когда вышел из машины, были семиметровые зеркальные витрины мужского конфекциона «Дэнди» и в каждой из них плакаты:
ТОМАЗО МАГАРАФ ОДЕВАЕТСЯ ТОЛЬКО У НАС
Он поднялся по широким ступенькам в гостиничный вестибюль, похожий одновременно и на ангар и на римские бани, и направился к портье, восседавшему за своим бюро на возвышении величественно, как коронный судья.
— Очень сожалею, — сказал портье, — но свободных номеров у нас нет.
— Я согласен на любой.
— Увы, при всем желании лишен возможности что-нибудь для вас сделать, — ответил портье. — Насколько я догадываюсь, вам, вероятно, хочется посмотреть на господина Магарафа?
— Да, очень. Мне нужно с ним срочно поговорить.
— Боюсь, сударь, что вам это не удастся. Господин Магараф у нас нарасхват. Вряд ли он найдет время для беседы с вами. К тому же его сейчас нет в отеле.
Томазо сказал:
— Я его подожду, — и поудобней устроился в кресле.
Он и сам не понимал толком, почему не сообщил сразу, что именно он и есть настоящий Томазо Магараф и что под его именем орудует в этом городе какой-то аферист. Он сидел в мягком кресле, весь налитый чувством злобной решимости, и ему доставляло удовольствие думать, что где-то веселится и радуется жизни проходимец, укравший его славу и не подозревающий о том, кто ожидает его в холле отеля «Палас».
«Ничего, голубчик, ты у меня попляшешь, — злорадно думал Томазо, — на всю жизнь закаешься».
Он сидел в прохладном холле и строил планы мести, пока не устал ждать. Тогда он вышел на улицу и стал бесцельно бродить по городу.
Из-за густой пальмовой аллеи доносился монотонный шелест. Это сонный океан флегматично катил к берегу тугие, желатиновые волны своего прибоя. На пляже возились купающиеся. В безлюдном приморском парке пели птицы и бесшумно проносились стремительные стрекозы. На горизонте застыли белоснежные треугольники парусных яхт, и Томазо становилось не по себе, когда ему приходило в голову, что на одной из них, быть может, развлекается в эту самую минуту его предприимчивый двойник.
Пять раз заходил Томазо в отель справляться, и все пять раз портье смотрел мимо него и скучным голосом отвечал:
— Да нет же его, я ведь, кажется, ясно выражаюсь: господин Магараф еще не пришел.
Когда Томазо вечером снова получил тот же ответ, он яростно проговорил:
— Слушайте, вы, если вы будете продолжать морочить мне голову, я сейчас же устрою вашему отелю такую штучку, что он моментально вылетит в трубу! Только тогда уж пеняйте на себя!
Тут портье перепугался: чего доброго, этот молодчик еще бомбу бросит!
И он сказал:
— Ладно, ладно, вы не должны на меня обижаться! Мне приказано не пускать к Магарафу посторонних, я и не пускаю. Он на крыше. Господа там сейчас ставят живые картины.
