— Неужели она вам так понравилась? — едко спросил Попф.
— Дорогой доктор, — строго заметил редактор, — я лет на двадцать старше вас, родился и вырос в Бакбуке, свыше четверти века издаю здесь газету. Отец Франциск в некотором роде гордость нашего города.
— Значит, она вам так понравилась, эта отвратительная, изуверская проповедь?
— Милостивый государь, — сухо промолвил редактор, — надо мною нет никаких хозяев. Я независим и свободен в своей деятельности, и если я помещаю в своей газете какой-либо материал, значит, я нахожу в этом известный смысл.
— И вы верите в черта, дьявола, сатану, и что я работаю в качестве его бакбукского контрагента, и что я ему продал свою душу?
— Я верю в то, во что верю, и никому не собираюсь в этом давать отчет.
— Ну, а если говорить начистоту? Ведь нас никто не слышит.
— Если говорить начистоту, любезнейший доктор, я бы на вашем месте лучше уехал. Мало разве городов в Аржантейе?
— Уезжать из-за какой-то нелепой проповеди?
— Уверяю вас, доктор, это было бы в высшей степени благоразумно.
— Ну хорошо, — сказал Попф, — места в газете не предвидится. А объявление для расклейки на улице вы мне можете напечатать?
— Весьма сожалею, доктор, но состояние моей типографии столь плачевно, что…
— Будьте здоровы, господин редактор! — перебил его Попф.
— Будьте здоровы, доктор! — обрадовался редактор и поспешно положил телефонную трубку.
— Итак, объявления придется напечатать на машинке, — сказал Попф аптекарю таким тоном, словно только этот вопрос его и беспокоил.
Господин Бамболи беспомощно глянул на доктора.
«Эх, милый мой доктор! — подумал он, горестно сжав свои тонкие синие губы. — При чем здесь машинка? Разве в объявлении сейчас дело? Если этот старый хорек, редактор, отказывается принимать заказ на объявление, значит, дело уже совсем плохо, так плохо, что дальше некуда. И думать сейчас надо совсем не о рекламе, а о том, как бы не получилось еще хуже».
Эти вполне логичные соображения он и выложил перед доктором. Тот выслушал его очень внимательно и снова промолвил:
— Итак, дорогой господин Бамболи, придется объявления печатать на машинке. Что ж, это даже забавно. Когда-нибудь приятно будет вспомнить.
Он снял футляр с маленькой пишущей машинки, нарезал бумаги, нащелкал два десятка объявлений, аккуратно свернул в трубочку, перевязал ниткой, достал из ящика коробку с кнопками, надел шляпу и сказал:
— Для слуги дьявола хватит и двадцати объявлений.
Он хотел рассмеяться своей шутке, но улыбка получилась у него такая горькая, что у сердобольного аптекаря защемило сердце.
Попф крепко пожал господину Бамболи руку и сказал:
— Ну, пошли!
Ему давно хотелось как-нибудь выразить теплое чувство, которое он питал к этому смешному и трогательному аптекарю. Сегодня господин Бамболи пришел к нему, не считаясь с риском, которому он подвергал себя и семью. По сути дела, Морг Бамболи восстал против всего города, против своих покупателей во имя честности, справедливости и прогресса. Если бы Попф имел деньги, он, не задумываясь, дал бы их Бамболи, чтобы тот мог выбиться из долгов. Но денег у Попфа не было, и он решил отблагодарить аптекаря доверием.
Он сказал:
— Вот что, дорогой Бамболи, чуть не забыл. Мне нужна ваша помощь.
Он повел аптекаря в лабораторию и показал ему бутыль, стоявшую в сторонке, на столике.
— В ней литр эликсира.
Господин Бамболи с уважением посмотрел на бутыль. Зеленоватая полупрозрачная жидкость, наполнявшая ее, походила на щедро разбавленный водой фруктовый сироп.
— В ней ровно тысяча доз, — пояснил Попф. — Но кто-то должен разлить их по ампулам. Сам я не в состоянии, некогда. У вдовы Гарго достаточно времени, но нет опыта. Доверить это дело постороннему человеку я не решаюсь. Ведь эликсир пока еще не запатентован. Долго ли сделать анализ, написать заявление в Бюро патентов и присвоить патент. Единственный, кому я мог бы спокойно поручить это дело, — вы, господин Бамболи.
Аптекарь молча поклонился. Он был польщен, но в глубине души полагал, что на месте доктора не стал бы заниматься сейчас дополнительной разливкой эликсира, когда несколько тысяч ампул уже было готово. Но спорить с доктором он не стал.
Попф завернул бутыль в бумагу, торжественно вручил аптекарю, и они спустились вниз.
Навстречу им попалась вдова Гарго с заплаканными глазами.
— Ах, дорогой, дорогой доктор! — воскликнула она, пожав ему руку, и глаза ее наполнились слезами. — Если бы вы знали, дорогой доктор…
