— Так-так-так! — лихорадочно бормотал Падреле, глядя сквозь Бамболи, словно тот был стеклянной деталью аптекарского оборудования. Он зажал свои большие гладкие ладони между стиснутых колен и, монотонно раскачиваясь, повторял: — Так-так-так! Так-так-так!
Бамболи с недоумением смотрел на своего странного, неприятного гостя. Кто он такой? Почему он так спокойно относится к трагической судьбе несчастного доктора и так близко принял к сердцу известие о гибели его записей? Выпустят доктора из заключения, и он отлично восстановит свои записи. Главное, чтобы его оправдали от этих чудовищных обвинений и выпустили на волю. Аптекарь молчал.
Но вот незнакомец перестал раскачиваться. Он спросил:
— А вы не знаете, где мне найти госпожу Попф?
— Возможно, у госпожи Гарго, — поспешно ответил Бамболи. — Если только она уже не уехала… Она собиралась сегодня же уехать к родителям…
На этот раз правдивый аптекарь говорил неправду. Он знал, где находится Береника. Она вернулась в Бакбук за несколько часов до Падреле и сидела в обществе аптекаря и его супруги в их темноватой и тесной столовой, когда, взглянув в окно, заметила Аврелия, выходившего из машины. Сейчас, когда она так остро переживала судьбу своего мужа и томилась мучительным чувством раскаяния, Аврелий Падреле был ей более отвратителен, чем когда бы то ни было. Она не сомневалась, что он прибыл в Бакбук специально за нею.
— Ради бога! — обратилась она к аптекарю. — Если этот человек будет спрашивать про меня, скажите, что вы не знаете, где я… что ушла к госпоже Гарго… Или, еще лучше, что я уехала к своим родителям…
И у вдовы Гарго, принявшей господина Падреле весьма холодно и настороженно, он не узнал ничего утешительного. Судя по всему, документы и фотографии, которые должны были помочь ему вернуть себе имя, состояние и брата, действительно погибли в огне. Обращаться за справкой к сидевшему в тюрьме доктору Попфу было делом не только хлопотливым, но и явно бесполезным. Какое значение мог иметь в таком серьезном деле, как возвращение половины богатств фирмы «Братья Падреле и Кш», ничем не подтвержденный документ за подписью человека, сидящего в тюрьме по обвинению в тяжелом уголовном преступлении?
Однако для самоутешения Аврелию Падреле хотелось увезти с собой в Город Больших Жаб хоть какую- нибудь бумажку, которую можно было бы предъявить господину Примо.
— Вы понимаете, дорогая госпожа Гарго, — обратился он к вдове. — В силу ряда обстоятельств мне необходима справка о том, что я шесть недель провел в доме доктора, пока не достиг нормального роста. Мог бы я вас просить подписать мне такую справку? Зная ваше затруднительное материальное положение, я с удовольствием оплатил бы вам эту услугу…
— Но ведь я ничего не знаю, — холодно ответила вдова. — Я только помогала госпоже Беренике по хозяйству… Я невежественная и недалекая женщина, и вам это прекрасно известно.
Она позволила себе невинное удовольствие мотивировать свой отказ его же нелестным отзывом о ней, который он неоднократно высказывал Беренике. Но при любых условиях госпожа Гарго не решилась бы выдавать какие бы то ни было справки, тем более письменные. Недаром она поклялась Попфу, что будет хранить тайну пребывания господина Падреле в его доме. Она принадлежала к тем людям, которых никакая сила не может заставить нарушить клятву.
Так получилось, что Аврелий Падреле ночным поездом пустился с пустыми руками из Бакбука в обратный путь.
Шестого сентября он из гостиницы позвонил брату.
— Примо? — сказал он, когда глава фирмы подошел к телефону. — Здравствуй, Примо. Это я, Аврелий. Я только что вернулся из…
Господин Падреле-старший, не говоря ни слова, повесил трубку.
Аврелий позвонил вторично. Никто не ответил. Он подождал несколько минут и снова позвонил. К телефону подошел камердинер и сказал, что господина Примо нет дома.
Не оказалось дома господина Примо и позже, часа через два, и назавтра утром. Тогда Аврелий Падреле сел писать брату и описал все неудачи, постигшие его в Бакбуке, но потом понял, что не в силах будет ждать, пока письмо дойдет до адресата и пока придет ответ. Незаконченное письмо он сунул в карман пиджака и вышел из гостиницы с твердым намерением во что бы то ни стало добиться сегодня же встречи с Примо.
Однако Аврелия не пустили в дом, в котором он родился и прожил всю свою жизнь.
Накрапывал дождик. Было холодно, но Аврелий не мог уйти, не повидав брата. Он прождал не менее семи часов, промок, окоченел от пронизывающего, не по сезону холодного ветра и все-таки добился своего. С тихим шелестом к подъезду подкатила знакомая Аврелию машина, и из дома вышел господин Падреле- старший, как всегда, в сопровождении двух телохранителей.
— Примо! — бросился к нему Аврелий. — Эти идиоты не пускают меня к тебе! Мне нужно…
Но один из телохранителей молча отшвырнул Аврелия прочь с дороги, а другой в это время открыл дверцу, и господин Примо с каменным лицом шагнул внутрь автомобиля.
— Примо! — крикнул Аврелий в отчаянии, вскочил на ноги и, не замечая крови, хлеставшей у него из носа, стал исступленно ломиться в машину.
И тогда усаживавшийся рядом с шофером второй телохранитель приоткрыл дверцу и разрядил в Аврелия свой пистолет.
Аврелий упал на мостовую. Он был еще жив, и сознание не успело покинуть его.
Из дома выбежали люди, встревоженные выстрелами. Примо Падреле, которого вдруг перестали слушаться ноги, с трудом выбрался из машины и услышал слабеющий голос брата:
— Примо!.. не уходи, Примо! Посмотри на меня…
Глава фирмы, побледневший, охваченный дрожью, склонился над братом, распластавшимся у его ног в луже крови. У Аврелия уже стало желтеть лицо, мясистый, чуть приплюснутый нос, фамильный нос династии
