ухоженную. Верхнюю губу прикрывали тоже подстриженные усики неопределенного серо-желтого цвета. Во рту он держал короткую трубку, которую уже успел прикурить. На голове у него красовалась элегантная шляпа, связанная из тонкой соломы с широкими загнутыми полями, из-под которой виднелись оттопыренные уши. Облачен он был в охотничий замшевый костюм. Ноги защищали добротные высокие сапоги на шнуровке. На безымянном пальце левой руки сверкало золотое кольцо с бриллиантом, а из нагрудного кармана виднелась цепочка от часов. Последний из бойцов вид имел совсем не воинственный, хотя, как и положено, нес через плечо патронташ и держал в руках винтовку. Черная строгая одежда, застегнутая на все пуговицы. Благообразная, правильной формы борода светло-каштанового цвета и глубокосидящие темно-синие глаза: все в нем выдавало служителя церкви — пастора, сменившего свой приход на тяготы военной партизанской жизни. Лицо пастора выглядело непроницаемым, и только губы неслышно и почти незаметно шевелились, словно повторяли какую-то молитву или псалом.
— Так, — сказал фельдкорнет недоверчивым тоном, — это вы и есть знаменитый капитан Сорви- голова?
— А что вас смущает? — спросил Жан, немного вызывающе взглянув на бура.
— Возраст, юноша, возраст. Вам лет девятнадцать-двадцать? — Почти, — не стал уточнять Жан. — А разве для войны — молодость помеха?
— Но, судя по слухам, вы нанесли англичанам столько урона, что я представлял вас этаким головорезом тридцати с лишним лет с квадратной челюстью и огромными кулаками. А вы и в самом деле еще мальчишка, молокосос. Так, кажется, называли ваш отряд?
— И мы давали по сто очков вперед некоторым взрослым, — вмешался в разговор Фанфан, который тоже хорошо знал африкаанс — язык буров — голландский с небольшой помесью французского и немецкого.
— Ну, что же, если это так, то примите мои поздравления. Вы снова попали к друзьям, — улыбнулся фельдкорнет, пожимая руку Жану Грандье. — Меня зовут Пиитер Логаан, — представился он. — Я до войны работал журналистом в Йоханесбургской газете 'Бюргер'. Вел там отдел новостей. Но вот пришлось отложить перо и взяться за винтовку. Поначалу передавал репортажи из театра военных действий, но как наш город пал, я теперь только воюю. — А это мой друг и соратник Эйгер Строкер, — Логаан указал ладонью на чернобородого бура. — Он — бывший художник. У него в городе была мастерская, да не захотел отсиживаться, когда Родине грозит опасность потерять независимость.
— Что поделаешь, — грустно улыбнулся Строкер, — как говорится: музы молчат, когда говорят пушки, — у него, несмотря на внешний грозный вид, оказалась застенчивая детская улыбка. Он сразу понравился Жану. Человек в клетчатом пиджаке представился сам: — Ольгер фан Шейтоф, — приподнял он фетровую шляпу и картинно раскланялся. — Музыкант. И не в прошлом, а в настоящем. Играл в оркестре на трубе. Сейчас трубач в армии нашего командующего генерала Девета. Даю сигналы к атакам и отходам. По совместительству стреляю из маузеровского карабина.
— И, между прочим, совсем неплохо, — дополнил его Логаан, — несмотря на некоторую трясучесть рук, — и снисходительно улыбнулся, похлопав по плечу Шейтофа. Вперед неохотно выступил господин в охотничьем костюме. Он вытащил изо рта трубку и приложился ее концом к полям своей шляпы. Под ярким солнцем сверкнул бриллиант на окольцованном пальце.
— Эдвард Фардейцен, — представился он немного сквозь зубы, — коммивояжер и совладелец фирмы 'Фардейцен и Конн', сокращенно 'Фако>>. Поставка оружия и боеприпасов. Обстоятельства боевых действий вынудили принять в них активное участие, — и, пожав руки обоим французам, отошел в сторону, запыхтев своей дорогой трубкой.
— Меня зовут Александр Вейзен, — с достоинством, сняв с головы черную шляпу, поклонился священник. — До войны я был настоятелем церкви Спасителя под Крюгерсдорпом. Войдя в город, англичане церковь разрушили, и теперь мой приход — бойцы генерала Девета. Буду рад, если вы присоединитесь к нам, дети мои. И он благословил их жестом правой руки. Пока шло представление и знакомство, Барнетт на несколько минут остался предоставлен самому себе. Он стал, пятясь, медленно отступать за куст, поближе к лошадям, отвязал поводья ближайшей, но не вскочил на нее, как можно было бы предположить, а наоборот, приблизился к стоящему в пол-оборота к нему, Жану Грандье, державшему в левой руке саквояж. В этот момент в стороне поезда раздался громкий пушечный выстрел. Все, стоящие возле куста, инстинктивно обернулись на звук. И тут Барнетт с необыкновенной быстротой, выхватив из голенища своего сапога небольшой кинжал, подскочил к Жану и со всей силой ударил им в его грудь. Схватив выпавший из руки саквояж, бандит кинулся к отвязанной им лошади, вскочил в седло и помчался по степи. Жан осел на руки Фанфана. Первым сориентировавшийся в ситуации Логаан, вскинул к плечу винтовку и три раза подряд выстрелил вслед всаднику. И, наверное, один выстрел достиг цели. Было видно, как Барнетт дернулся в седле. Рука, державшая саквояж разжалась, и тот упал в густую траву. Но англичанин не последовал за своим саквояжем и, видно, раненый продолжал скакать все дальше по степи.
Фанфан склонился над своим командиром. У того в левой стороне груди торчала рукоятка стилета и часть узкого лезвия. Бандит знал куда бить. Лицо Жана Грандье исказила гримаса боли. Но он был, без сомнения, жив. Буры с участием окружили раненого. Строкер, наклонившись, поднес к его губам флягу с водой. Вода привела Жана в чувство, он открыл глаза.
— Выньте кинжал, — проговорил он с трудом. — Все в порядке… Ему не удалось… Логаан осторожно взялся за рукоятку и резким движением выдернул лезвие из груди Жана. Лицо молодого француза снова болезненно передернулось. Фанфан расстегнул на нем английский мундир, затем сорочку и вдруг увидел под ней еще влажную пачку бумаги, пробитую в верхней стороне стилетом. Это была рукопись Жана Грандье, которую он хранил на груди. Она и спасла ему жизнь. Короткое лезвие стилета, пройдя сквозь листы, вонзилось в грудную мышцу. Капитан Сорви-голова был ранен, но достаточно легко. Кровь пропитала мокрую бумагу и в некоторых местах смешалась с расплывшимися чернилами.
— Теперь моя рукопись написана еще и кровью, — проговорил, горько улыбнувшись, Жан, пока пастор Вейзен обрабатывал ему рану, а заодно и обеззаразил царапину Фанфана. Затем Жан обратился к фельдкорнету Логаану: — Скажите, этот англичанин ускакал вместе с саквояжем?
— Ускакал он с саквояжем, но после обронил его. Вон там недалеко, в траве.
— А нельзя ли его принести? — попросил Жан. Шейтоф отправился разыскивать потерю и через несколько минут вернулся с саквояжем.
— Что там, если не секрет? — поинтересовался Логаан.
— Об этом я и сам пока не знаю, — признался Жан Грандье. — Ключи, наверное, остались у него.
— Но ведь можно отстрелить замок, — предложил Шейтоф.
Предложение было вполне разумным. Но осуществить его не удалось. Зоркий глаз Логаана уловил две далёкие фигуры всадников, приближающихся к ним с юга. Фельдкорнет взглянул туда в бинокль. Несколько минут внимательно рассматривал всадников.
— Это не англичане, — сообщил он, опустив бинокль, — больше похожи на охотников. И к тому же иностранцев. Кто же сейчас парами скачет так открыто по вельду? Только какие-нибудь заплутавшие охотники-иностранцы. Да и звери все отсюда ушли, когда началась охота на людей.
— Можно мне на них взглянуть? — Жан Грандье взял бинокль и навел окуляры в сторону движущихся всадников. Оба были одеты в легкие охотничьи куртки и широкополые шляпы. За спинами виднелись ружейные стволы. Но когда Жан взглянул на лица всадников, у него даже задрожали руки, державшие бинокль. Поль Редон и Леон Фортен скакали по южноафриканской степи на породистых английских лошадях. И, очевидно, целью их был обложенный и атакованный бурами спецпоезд. И они искали здесь своего друга, Жана Грандье. Вне всякого сомнения. Но как они сумели сюда так быстро добраться? Всего за полутора суток. Невероятно, но факт. Его старые друзья довольно резвым аллюром приближались к тому месту, где находился объект их поисков.
— Это мои друзья из Франции, — сообщил Жан окружившим его бурам. Он стал размахивать белым английским шарфом и даже сделал несколько выстрелов в воздух из револьвера, отданного Логааном. Буры последовали его примеру. Гром выстрелов привлек внимание Леона и Поля. Они увидели кучку людей, стреляющих в воздух и белый шарф в центре. Французы повернули своих коней на выстрелы. Но эту кучку, наверняка, увидел и кое-кто из защитников поезда. Несколько пуль просвистело над головами.
— Ложись! — запоздало крикнул Логаан. Буры поплюхались в траву. Только Сорви-голова и Фанфан
