видом. Сколько предстояло ему дел! Посещение патрона, у которого он состоял на побегушках, игра в кости, посещение бань, свидание с возлюбленной в таинственном полумраке храма Исиды. Кроме того, надлежало еще разыскать для своего благодетеля справку о родословной лошади Гирпины и побывать у цирюльника. Посетители не только брились там, но и узнавали кучу новостей и сплетен, чтобы потом распространять их по всему городу.
На Капитолии блестели на солнце позолоченные черепицы храма Юпитера. В тенистых садах Мецената шумели фонтаны, на прекрасных деревьях пели утренние птицы.
Форумы, портики, триумфальные арки теснятся в Риме, как амфоры в лавке горшечника. Однако в этом городе существуют не только величественные постройки, а можно найти и довольно грязи, и за мрамором скрываются клокочущие нечистотами клоаки, отхожие места, заведения брадобреев под открытым небом, жаровни с вонючей рыбой, лавки менял, толпы попрошаек, нищие, ночующие под мостами. Все это тоже жизнь Рима, величайшего города на земле.
Либрария Прокопия находится на улице Писцов, недалеко от храма Мира. В этих местах обитают в неопрятных домах обремененные семьями и долгами сенатские скрибы, педагоги, переписчики; их участь разделяют ученики риторских школ, приезжающие из отдаленных провинций в надежде не только изучить Квинтилиана, но и уловить в свои сети фортуну. В нижних этажах здесь помещаются либрарии, то есть книжные лавки, конуры составителей гороскопов, заведения торговцев письменными принадлежностями, аравийскими благовониями и лечебными снадобьями. Тут же можно приобрести и мандрагору или какое- нибудь другое снотворное средство и даже сильнодействующий яд или противоядие к нему. Здесь пахнет чернилами, бедностью и гороховой похлебкой. Однако с утра до позднего вечера на улице ведутся возвышенные разговоры, звенят цитаты из классических поэтов. В это царство чернил и папируса порой являются и состоятельные люди, чтобы приобрести список «Метаморфоз» Апулея или подыскать учителя для сына, бездельника и дурака.
В лавке у Прокопия можно найти любую книгу – редкий список «Сна Сципиона», арриановский трактат «О людях экватора», прекрасно переписанный на пергаменте томик Марциала, один из тех, какие путешественник берет с собой в дорогу, так как они занимают мало места в суме.
Рядом на мраморном прилавке лежат сочинения Тертулиана, христианского учителя, проповедующего в своих книгах стоическую мораль и презрение к суете мира сего, или «Малый лабиринт» – произведение Ипполита, другого христианского учителя, о котором я знаю только понаслышке. Однако в этой же самой книжной лавке вы найдете и книгу Цельса против христиан или цветистое произведение на ту же тему Фронтона. Прокопий любит и продает всякую книгу, если она хорошо переписана на добротном папирусе.
У дверей либрарии вечно толпятся зеваки, читающие вывешенные на колонне сообщения о выходе книжных новинок или предложения риторов обучать за сходную плату всех желающих искусству красноречия. Здесь вывешиваются также копии «Дневных актов», в которых изо дня в день сообщается обо всем том, что происходит в империи, от Евфрата до Британии. Подойдя к двери, я увидел, что на этот раз на почетном месте висит уже не извещение сената о переходе победоносными легионами реки Тигр и взятии крепости Арбелы, как это было в прошлый раз, а потрясающее сообщение о том, что в Вифинии выпал каменный дождь, и мы с Вергилианом имели возможность наблюдать, что эта новость вызывала не меньший интерес, чем победы императора.
Когда мы входили в лавку, нам пришлось столкнуться в узкой двери с высоким римлянином. Розоватая лысина незнакомца была в белом пуху волос, а борода всклокочена. В руке он держал свиток.
Вергилиан толкнул локтем стоявшего в дверях Прокопия:
– Кто этот человек?
– Ипполит. Автор «Малого лабиринта» и комментариев на книгу Даниила.
Эти пышные названия ничего нам не говорили.
– Не знаю такого, – ответил Вергилиан.
– Не знаешь? А между тем это писатель тончайшего ума. Но гневен! Мечет молнии в гностиков.
Вергилиан сделал руками жест, обозначавший, что он плохо разбирается в тонкостях христианских писаний.
Но самое любопытное заключалось в том, что Ипполит столкнулся в дверях не только с нами, незнакомыми для него людьми, а и со своим многолетним врагом, некиим Каллистом, наперсником стареющего и, как говорили многие, плохо разбирающегося в церковных делах римского епископа Зефирина. Приняв такой вид, точно перед ним пустое место, Ипполит проследовал дальше, но не выдержал и обернулся, и можно было заметить, что глаза его блистали возмущением. Каллист тоже посмотрел на автора прославленных комментариев и, пожав плечами, вошел в лавку.
Вергилиан вопрошающе глядел на Прокопия:
– В чем дело?
Владелец лавки, прочитавший за свою жизнь столько книг и снисходительный к человеческим слабостям, улыбнулся и в немногих словах передал нам историю ссоры этих двух людей. Мне кажется, что она представляет интерес и для нашего повествования, так как рисует нравы, царившие в те годы в Риме.
Впрочем, это случилось еще в царствование императора Коммода, который находился тогда в Британии, где легионы утопали в каледонских топях. Вот так же римляне узнавали из перевитых лаврами сенатских извещений о победах, существовавших главным образом в воображении августа. Но, как и теперь, зевак больше интересовали городские сплетни, а в тот день было чему удивляться: из Рима бежал с деньгами вкладчиков управитель банка Аврелия Капрофора, этот самый Каллист, что вызвало в городе большое волнение.
Выполняя просьбу Вергилиана, Прокопий охотно рассказал, что произошло потом. Беглец очутился в Остии. Поднявшись на первый стоявший у пристани корабль, Каллист предлагал его владельцу большие деньги, с тем чтобы тот поторопился поднять парус и отплыл немедленно. Но наварх почему-то не спешил с выходом в море, а когда Каллист стал упрекать его за промедление, то сослался на отсутствие благоприятного ветра.
Между тем на берегу уже появился Капрофор. Узнав о бегстве управителя банка, старик заплакал. Ведь похищенные деньги были главным образом сбережениями вдовиц или капиталами, завещанными в пользу сирот. Увидев патрона, управитель представил себе позорные цепи, узилище, бичевание и решил, что лучше покончить все расчеты с жизнью. Он бросился с корабля в воду, но корабельщики вытащили его и передали, жалкого и трепещущего, в руки Капрофора.
Так началась христианская, полная волнений и богословских споров жизнь Каллиста, закончившаяся мученической смертью, если верить христианам, что, впрочем, не было редкостью в римском мире в те годы. Сначала беглеца заковали в цепи и увезли, как беглого раба, в глухую самнитскую деревушку, где заставили несчастного вертеть мельничный жернов. Однако блестящие финансовые способности Каллиста заставили банкира вновь поручить ему ведение денежных операций. Явившись однажды в римскую синагогу, чтобы во время молитвы захватить особенно упорных неплательщиков, Каллист устроил там скандал и был отведен к префекту города Фусциану как нарушитель разрешенного законом молитвенного собрания. Напрасно Капрофор защищал своего служащего. Обвинение было подтверждено свидетельскими показаниями, и римский закон предусматривал в подобных случаях ссылку. Каллист очутился в Сардинии, но, когда, по ходатайству Марции, возлюбленной Коммода и, может быть, тайной христианки, некоторые ссыльные были возвращены из изгнания, он вернулся в Рим. Как пострадавший за веру, управитель банка стал быстро подниматься по иерархической лестнице в римской христианской общине, а при слабовольном епископе Зефирине забрал все дела церкви в свои руки. Этого беспокойного человека мы и видели в либрарии.
Мне было чрезвычайно интересно слушать Прокопия и поближе познакомиться с тем миром, в котором жили таинственные для меня христиане. Из этого рассказа я вывел заключение, что они такие же люди, как и все прочие смертные, то есть занимаются торговыми делами и даже совершают банковские операции, и я спрашивал себя в недоумении: что же все-таки заставляет их идти на мучения?
Ни Септимий Север, ни Антонин Каракалла не испытывали большого расположения к христианам, но и не подвергали их преследованиям, и некоторые утверждали, что христианская секта наводнила не только города и селения, но и легионные лагеря и даже сенат. Христианство бурлило и выходило из трущоб на
