– Мы странники, ничего не знаем, – попробовал отделаться от него тот монах, что был всех толще, с красным лицом.
– Знаете вы, но не говорите.
Сахир уже принес пенный мед, и в корчме еще сильнее запахло пчельником. Даниил глотнул хмельного напитка и, по своей привычке забавлять людей, весело спросил:
– А знаете ли вы, как черт мед создал? Вот послушайте меня.
Даже Сахир подошел поближе, чтобы послушать басню, оставив на очаге горшок с гороховым варевом. Кузнец же, больше всего на свете любивший подобные повести, уже заранее улыбался.
Даниил, поблескивая глазами, стал рассказывать:
– Бес нанялся к смерду в рабы. Но ведь сатанинское отродье заранее знает, какая будет погода. В сухой год он посеял для него жито на журавлином болоте. У всех выгорели нивы, а у того смерда великий урожай. Предвидел бес, что дождливое настанет лето. Он гору засеял. У всех вымокли посевы, а у смерда обилие. Некуда хлеб было девать. Но сатана делал это для того, чтобы погубить христианскую душу. Он научил его пиво варить.
– Ты же про мед начал говорить? – спросил кузнец.
– Сначала черти научили смерда пиво варить, а потом и мед, когда он разбогател и борти покупать стал. Но в мед он три крови подмешал.
– Три крови!
Коста даже пальцы растопырил.
– Какие крови?
– Лисью, волчью и свинячью.
Все смотрели на него с недоумением.
– Истинно так. Мало человек выпьет – у него глаза делаются ласковыми и хитрыми, как у лисы. Много выпьет – свирепый нрав человек проявляет. Без меры напьется – как свинья в луже валяется.
Корчму потряс хохот.
– Еще что-нибудь скажи, – просил Коста.
– Что тебе скажу?
– Развесели меня. С сердитой женой двадцать лет в кузнице живу.
– У меня тоже житие не мед. Злая и старая жена хуже горькой полыни. Но ты не покоряйся. Сказано в мирской притче: «Не скот в скотах коза, не зверь в зверях еж, не рыба в рыбах рак. Подобно тому и муж, если над ним жена повелевает».
– Это верно, – согласился кузнец.
– Лучше бурого вола в дом ввести, чем злую жену. Вол не говорит и зла не замышляет, а сварливая жена в бедности злословит, а в богатстве гордой становится.
Даниил совсем поник головой. Может быть, каялся в душе, что взял старую дочь посадника, чтобы в княжескую дружину войти и чести себе добыть. Но, худая и беззубая, косая на один глаз, она не привлекала его. Не потому ли он и на молодую княгиню засматривался?
Злат не вытерпел и сказал кузнецу:
– Вот говоришь – злая жена, а видел, как она пироги убогим выносит.
– Это она делает для спасения души. Мне же денег жалеет дать на мед.
Даниил, охмелев, обнял Злата и просил его:
– Спой нам про синее море!
Мед развязывал языки, отуманивал головы. Монах с житной бородой, по имени Лаврентий, тоже обнимал Злата и бубнил ему:
– Престарелый воин умер в Тмутаракани…
Но отрока тревожило воспоминание о горбунье. Его занимало, зачем Любава ворожею посещала. Не осмеливаясь рассказать все кузнецу, он начал издалека:
– Ныне ехал я дубравой…
Коста поднял на него глаза, повеселевшие от хмеля.
– Видел избушку малую. На пороге стояла старуха страшного вида. Не знал я, что там колдунья живет.
Кузнец рассмеялся.
– Не колдунья она, а ворожея. Травы и коренья собирает, недуги лечит. Нет от нее никакого зла людям.
– Так и живет в дубраве?
– А где ей жить? К старухе девушки ходят, сухие травы у нее за лепешки выменивают, чтобы волну красить, про свою судьбу узнают и милого себе ворожат. В этом тоже нет ничего худого.
Не подозревая ничего, кузнец лил молодому отроку масло на раны. Злат улыбался счастливо.
– Чему смеешься? – удивлялся Коста.
