истерику. И вдруг услышала откуда-то из пустоты приказ:
— Хелден! Прекрати! Сюда...
Голос. Яков! Откуда? Она снова услышала этот голос.
— Хелден! Иди же сюда!
Дорожное ограждение. Она подбежала к ограждению, посмотрела вниз — и мир перевернулся. Внизу под насыпью лежал «роллс-ройс» — колесами вверх, дымящийся, гора покореженного металла. В ужасе она смотрела на Якова Бен Гадиза, распластавшегося около «роллс-ройса». Потом заметила красные струйки крови, которые неровно тянулись через все шоссе к тому месту под насыпью, где лежал Яков.
Хелден сбежала вниз, перекувырнувшись в снегу и больно ударившись о камни, крича от ужаса; сейчас она увидит смерть. Она упала рядом с Бен Гадизом и через разбитое стекло «роллс-ройса» посмотрела на своего любимого. Он лежал, раскинувшись неподвижно, все лицо у него было залито кровью.
— О нет... Нет!
Яков схватил ее за руку и потянул к себе. Он с трудом мог говорить, но его приказ прозвучал четко.
— Иди к машине. Тут есть деревушка к югу от Трево. Это в пяти километрах... Позвони Литваку. Пре- дю-Лак отсюда недалеко... километров двадцать — двадцать пять. Он сможет послать вертолет, машину... Свяжись с ним. Скажи ему.
Хелден не могла оторвать глаз от Ноэля.
— Он мертв... Он же мертв!
— Может быть, и нет. Торопись!
— Я не могу. Я не могу оставить его здесь. Бен Гадиз поднял пистолет.
— Если ты не пойдешь, я его пристрелю.
Вошел Литвак. Бен Гадиз лежал на кровати, вся нижняя часть его тела была забинтована. Яков смотрел в окно на заснеженные поля и дальние горы. Не обращая внимания на вошедшего врача, он продолжал смотреть туда.
— Хотите знать правду?
Израильтянин медленно повернул голову.
— Нет смысла избегать правды. Во всяком случае, я могу прочитать ее на твоем лице.
— Я мог бы принести тебе новости похуже. Тебе будет трудно передвигаться: раны слишком серьезные. Но со временем ты приноровишься. Сначала будешь ходить на костылях, потом, возможно, с палкой.
— Прогноз не особенно обнадеживающий для моей работы, а?
— Нет. Но у тебя остались голова и руки. Руки заживут. Ты сможешь играть. Яков печально улыбнулся.
— Да я ведь не был таким уж хорошим музыкантом. Я слишком часто отвлекался. Я был далеко не таким профессионалом, как в своей другой жизни.
— Но твой ум можно употребить с пользой на другие дела.
Израильтянин нахмурился и снова стал смотреть в окно.
— Ну, это мы еще посмотрим — когда станет ясно, что происходит.
— Все меняется. И очень быстро, Яков, — сказал врач.
— Что с Холкрофтом?
— Не знаю, что и сказать тебе. Он должен был умереть. Но он еще жив. Впрочем, это ничего не меняет. Он уже не сможет жить, как прежде. Полиция шести стран разыскивает его по обвинению в серии убийств. Во всем мире восстановлена смертная казнь — за любые преступления. Все законы, гарантирующие защиту личности обвиняемого, превратились в пародию. Везде. Его убьют, как только он покажется на улице.
— Итак, они победили, — сказал Яков, и его глаза наполнились слезами. — «Дети Солнца» победили.
— Посмотрим, — возразил Литвак. — Когда станет ясно, что происходит.
Эпилог
Образы. Бесформенные, неясные, бессмысленные. Очертания, размытые туманом. Только ощущение оставалось ясным. Не мысль, не воспоминания, а только ощущение. Потом бесформенные образы начали обретать форму. Туман рассеялся, ощущения сменились узнаванием. Мысли пришли позднее. Но он уже мог видеть и вспоминать.
Ноэль увидел над собой ее лицо, обрамленное густыми светлыми волосами, ниспадавшими ему на лицо. В ее глазах стояли слезы. Слезы струились по ее щекам. Он попытался смахнуть рукой эти слезы, но не смог дотянуться до знакомого любимого лица. Он уронил руку, и она сжала ее.
— Любимый мой...
Он услышал ее голос. Он мог слышать. Изображение и звуки обрели смысл. Ноэль закрыл глаза, понимая, что мысли придут потом. Сами собой. Скоро.
Литвак стоял в дверях и смотрел, как Хелден обтирает губкой грудь и шею Ноэля. В руках он держал газету. Он осмотрел лицо Холкрофта — лицо, истерзанное градом пуль. На левой щеке виднелись шрамы, шрамы были и на лбу и на шее. Но процесс заживления уже начался. Откуда-то из глубины дома доносились звуки скрипки, которую держал в руках, несомненно, искусный музыкант.
— Вы должны повысить жалованье моей сиделке, — произнес Ноэль слабым голосом.
— Это за какие же такие заслуги? — рассмеялся Литвак.
— Лекарь, исцели себя сам! — Хелден тоже засмеялась.
— Эх, если бы я мог. Я бы хотел излечить многие болезни, — ответил врач и бросил газету на кровать рядом с Ноэлем. Это было парижское издание «Геральд трибюн». — Я купил ее для тебя в Невшателе. Уверен, что ты с интересом прочитаешь там кое-что.
— Какой урок на сегодня?
— Я бы назвал его «Наказание несогласных». Верховный суд твоей страны обязал редакцию «Нью-Йорк таймс» больше не помещать материалов о Пентагоне. Причина, разумеется, все та же: интересы национальной безопасности. Вышеупомянутый Верховный суд также признал законность массовых показательных казней в штате Мичиган. Суд полагает, что, когда нацменьшинства начинают угрожать благополучию граждан, необходимо осуществлять быстрые и наглядные карательные действия — для острастки.
— Сегодня в нацменьшинства попали коренные янки, — тихо произнес Ноэль, не поднимая головы с подушки. — Бах! — и нас нет.
«Вы слушаете всемирные новости Би-би-си из Лондона. С тех пор как прокатилась волна убийств, унесших жизни многих политических деятелей в разных уголках планеты, в мировых столицах были предприняты беспрецедентно жесткие меры по укреплению безопасности. Вся ответственность за проведение этих мер возлагается на военное командование и силы полиции. Для того чтобы обеспечить эффективное международное сотрудничество на самом высоком уровне, в Цюрихе, в Швейцарии, создается специальное агентство. Это агентство, названное „Энвил“, будет осуществлять незамедлительный, точный к тайный обмен информацией между военными и полицейскими...»
Яков Бен Гадиз доигрывал скерцо из Скрипичного концерта Мендельсона. Ноэль Холкрофт лежал на диване в дальнем, углу комнаты. Хелден сидела на полу возле него.
Хирург-косметолог из Лос-Анджелеса, вызванный сюда, чтобы сделать серию пластических операций неизвестному пациенту, с блеском выполнил свою работу. Это было лицо Холкрофта, но — не прежнее. Шрамы на лице, оставшиеся от ранений, исчезли, в рубцы были вживлены кусочки кожи, придавшие его лицу более резкие черты. Морщинки на лбу углубились, сеточки в уголках глаз стали отчетливее. В этом чуть изменившемся, восстановленном лице уже не было ни тени наивной безмятежности-напротив, в нем теперь проглядывало что-то жестокое.
В дополнение ко всем внешним переменам Ноэль чуть постарел, и это быстрое старение причиняло ему немалые страдания. С того дня, как его привезли сюда, вытащив из кювета на безлюдном шоссе близ Фрибурга, прошло четыре месяца. Но, глядя на него, можно было подумать, что миновало не меньше десяти лет.
И все же он вернулся к жизни, его тело снова обрело силу благодаря заботливым рукам Хелден и бесконечным упражнениям, назначенным Литваком, которые он проделывал под неусыпным надзором одного из самых грозных боевиков Хар-Шхаалаф.
Якову эти занятия доставляли истинное удовольствие. Он требовал от Ноэля совершенства, и Холкрофт
