– Да, помню, – улыбнулась в ответ Филис. – Я тогда была на террасе.
– Я тоже помню ваш звонок, Фрэнк, – сказал Тривейн. – Первое, о чем она меня тогда спросила: почему я вам не перезвонил. Тогда я честно признался, что избегаю вас.
– Да-да, как же... Потом вы то же самое повторили в банке, за обедом. Надеюсь, вы простили меня за то, что я столь круто перевернул вашу жизнь?
Тривейн посмотрел в усталые, много повидавшие глаза и действительно прочел в них просьбу простить его.
– Аврелий. Помните, Фрэнк? – О чем вы?
– Вы тогда процитировали Марка Аврелия: «Никому не избежать...»
– О, да-да. Вы еще назвали его неисчерпаемым источником...
– Чем-чем? – переспросила Филис.
– Да это шутка, Фил. Глупая шутка.
Разговор прервал Сэм Викарсон, появившийся в дверях с серебряным подносом. Он предложил бокал сначала Филис, потом украдкой бросил взгляд на Тривейна. По правилам следующим был президент, но Викарсон поднес второй бокал Болдвину.
– Благодарю вас, молодой человек.
– Из вас получился бы отличный метрдотель, Сэм, – заметила Филис.
– Натренировался на посольских приемах, – улыбнулся Тривейн. – Сэм, выпейте с нами.
– Благодарю вас, сэр, но мне лучше вернуться к своим обязанностям.
– У него там на кухне девушка, – пошутила Филис.
– Из французского посольства, – добавил Тривейн. Все трое весело рассмеялись, только старый банкир недоуменно посмотрел на хозяев. Сэм легко поклонился в его сторону:
– Очень рад снова повидать вас, мистер Болдвин, – и, дождавшись ответного кивка, удалился.
– Теперь мне понятно, что они имели в виду, – проговорил банкир.
– О чем вы? – спросила Филис.
– Об атмосфере, сложившейся вокруг Белого дома в последние дни. Какая-то легкость, непринужденность, даже когда дела не так уж просты. Ученые мужи платят вам за это доверием, господин президент.
– Вы о Сэме? Ну, он давно уже моя правая рука, а порой и левая тоже. Уже три года. Мы вместе начинали в подкомитете.
Тривейн явно старался увернуться от похвалы, Филис видела это. И зря, считала она: Энди это заслужил.
– Полностью с вами согласна, мистер Болдвин. Эндрю действительно удалось создать непринужденную атмосферу, если это слово еще в ходу.
– Моя жена – доктор, умеет ставить диагноз, – покутил Тривейн. – Какое слово ты сказала?
– Непринужденная. Его редко сейчас используют, а жаль. Даже не помню, когда я в последний раз его слышала...
– Я-то думал, что ты говоришь об укромных уголках... Как только я натыкаюсь на это слово, в исторических книгах, сразу на ум приходит ванная...
– Звучит кощунственно, не правда ли, мистер Болдвин? Исторически...
– Не уверен, моя дорогая.
– Только не рассказывайте ученым мужам, что я превращаю комнаты отдыха Белого дома в площадки для игр.
Они еще посмеялись. Филис чувствовала себя легко и приятно и радовалась за старого банкира: похоже, они сумели отвлечь его от печальных мыслей. И тут же, как бы проводя черту между шутливой игрой и реальностью, снова заговорил Болдвин:
– Мы с Билли Хиллом свято верили, что создание подкомитета – это наш сознательный дар стране. Но нам и в голову не приходило, что мы подарим стране еще и президента. Когда же поняли, то, признаюсь, слегка струсили.
– Я бы многое отдал, чтобы повернуть процесс вспять.
– Охотно верю. Мечтать о месте президента в современных условиях может только сверхамбициозный человек. Либо сумасшедший. Принять кабинет в современных условиях... – Болдвин внезапно замолчал, словно испугавшись собственной неучтивости.
– Продолжайте, Фрэнк. Все правильно.
– Извините, господин президент. Это вырвалось непроизвольно, да я и не то хотел сказать...
– Не нужно извиняться. Я сам был изумлен так же, как вы и посол. И конечно, не меньше испуган.
– Могу я попросить вас объяснить почему? Филис внимательно наблюдала за мужем. Вопрос не был для нее неожиданностью: тысячи раз его задавали Энди публично, сотни раз – в личных беседах. Но ответы ее не устраивали. Она не знала, есть ли иное объяснение, кроме того, что умный, способный и честный человек, точно рассчитав свои силы, счел возможным выступить против тех, кто, как он это хорошо знал, того заслуживает. А если такой человек располагает возможностью занять кресло, дающее власть, как в одной из откровенных бесед признался ей Энди, так это лучше, чем наблюдать за событиями со стороны. Даже если и были какие-то иные ответы, едва ли Энди нашел бы слова, чтобы выразить их. А жаль.
