– Даже так? А я и не знал, что мы уже начали работать!
Боннер уверенно прошел в комнату – сразу видно, что привык командовать. Лет сорока, короткая стрижка, загорелое, обветренное лицо – много бывает на воздухе.
– Что ж, – заметил он, – мы оба с вами в одном деле, мистер Тривейн. Вы по желанию, я по приказу...
Майор положил фуражку на стул, взглянул на Тривейна и улыбнулся.
– Я знаю, – продолжал он, – что вы весьма счастливы в семейной жизни, возможно, даже слишком счастливы... Ваша жена сейчас в Вашингтоне, вместе с вами... Так что один пункт можно вычеркнуть. Дальше, мистер Тривейн. Вы богаты как Крез, следовательно, не имеет смысла предлагать вам прогулку по реке: вдруг вы владеете самой рекой? А поскольку вы уже поработали в столице, вас вряд ли заинтересуют местные сплетни. Ко всему прочему, подозреваю, что вы знаете их лучше меня! Вы любите ходить под парусом – что ж, постараюсь научиться этому тоже. Сам я, к вашему сведению, прекрасно хожу на лыжах. Лучше всего вы чувствуете себя на средних высотах, поэтому нет смысла забираться куда-нибудь к черту на кулички... Короче говоря, мистер Тривейн, мы подыщем для вас прекрасный офис и арендуем его!
– Вы просто задавили меня, майор, – усмехнулся Тривейн, закрывая дверь. Он повернулся к офицеру.
– Прекрасно. Все идет по плану!
– Звучит так, словно вы прочитали мою биографию, которую я не писал...
– Вы – нет. Ее написал «Дядюшка Сэм». А я, естественно, прочитал написанное. Да, вы крепкий орешек!
– Но вы говорите так, будто страшно этим недовольны. Я не прав?
– Может быть, и правы, мистер Тривейн! – прекратил улыбаться Боннер. – Возможно, это не совсем вежливо с моей стороны, но я скажу. Я знаю, правда, лишь часть вашей истории...
– Понятно.
Тривейн подошел к чайному столику и указал майору на стоявшее рядом с ним кресло.
– Благодарю вас, – отказался тот. – Полагаю, для крепких напитков еще слишком рано...
– Я тоже так думаю, – ответил Тривейн. – Кофе?
– С удовольствием!
Тривейн налил кофе, и Боннер, потянувшись через стол, взял свою чашку.
– Что-то вы помрачнели, майор.
– Откровенно говоря, мне не нравится порученное Дело...
– Почему? Мне неизвестно, в чем состоит ваше задание, но, полагаю, где-то происходит схватка, к которой вы опоздали? Так?
– Я всегда успеваю, куда мне надо.
– Я тоже...
– В таком случае еще раз прошу прощения.
– Мне кажется, вы что-то недоговариваете...
– Тогда прошу извинить меня в третий раз, – откидываясь в кресле, проговорил Боннер. – Мистер Тривейн, два дня назад мне дали ваше досье и сказали, что я прикреплен к вам. Мне также сообщили, что вы очень важная персона и все, что я сделаю для вас, – на какой бы то ни было широте или долготе, где бы то ни было, – все будет воспринято с пониманием... Правда, мне нужно удостовериться, что вы в курсе дела... Вчера же стало ясным, что вы постараетесь распять нас, вбив в руки и ноги большие острые шипы. Мое положение отвратительно...
– Но я не собираюсь никого распинать!
– В таком случае мне будет проще... Вы не производите впечатление человека тяжелого...
– Благодарю вас, но не уверен, что полностью разделяю ваше мнение...
Боннер снова улыбнулся, чувствуя себя уже совершенно свободно.
– Я вынужден извиниться уже... в четвертый или пятый раз?..
– Не считал.
– Все время повторяю одно и то же... Но теперь я хотел бы предоставить возможность и вам высказать свои сомнения... Может быть, я помогу вам в них разобраться...
– Что ж, пожалуй... Ответьте, кого это я собирался распять?
– Видите ли, всем известно, что вы ярый антимилитарист и вам не нравятся методы Пентагона. Вы считаете, что на оборону идет намного больше средств, нежели требуется. Более того, вы хотите доказать это в вашем подкомитете. А что это значит? Только то, что полетят наши головы! Надеюсь, теперь вам понятно, мистер Тривейн, кого вы собираетесь пригвоздить?
– Может быть... Если не считать того, что все ваши обвинения весьма спорны...
И вдруг Тривейн замолчал: он вспомнил, что нечто подобное говорил ему погибший Джиллет. И он повторил фразу старого сенатора:
– Думаю, что они недоказуемы...
– Если это так, то я могу считать себя уволенным...
