– Армбрастер не получал консультаций, он сам давал их!
– Ну и что? Не понимаю...
– Либеральный сенатор на последних выборах позволил себе выпады в духе нового либерализма!
– Вы не шутите? – широко раскрыл глаза Викарсон.
– Боюсь, что нет... – ответил Тривейн.
– И последнее, о чем я хотел бы сказать, – продолжал Алан. – Все данные относительно авиапромышленного лобби – вранье! У них на все готовы ответы. Они старались убедить нас в том, что их доля в фондах лобби – максимум двадцать два процента. Но по данным самого лобби, компании принадлежат двадцать семь процентов, еще процентов двенадцать скрываются. Если бы я провел дополнительную проверку и связался с «Грин эйдженси» в Нью-Йорке, то нашел бы эти двенадцать процентов! Известно, что «Дженис» усиленно предлагала вложить в лобби минимум семь миллионов, но получила отказ... И вообще, доложу вам, лозунгов и ярлыков, которыми они прикрывают свои отношения, у них больше, чем в каталоге «Сирс рабак»!
«Да, ярлыки... Нация ярлыков», – подумал Тривейн.
– А кто руководит «Грин эйдженси» в Нью-Йорке?
– Арон Грин, – ответил Сэм Викарсон. – Филантроп, покровитель искусств, издатель собственных стихов. Превосходный человек!
– Мой единоверец, – добавил Алан Мартин. – Только он из «наших» в Бирмингеме, а не в Новой Англии, Коннектикут, – там, где мы, евреи, ели свою колбасу или получали по шее от поляков... Все это я записал.
Ярлыки, нация ярлыков...
Эндрю Тривейн сделал еще пометку на обороте конверта.
– Ничего себе, ценная информация, раби Мартин.
– И это после того, как вы убедились в моей эрудиции? Жестокий вы человек, господин председатель!
– Мы ценим вашу эрудицию, Сэм... Не так ли, Алан? Как ценим и ваш изысканный вкус при выборе подарков!
С этими словами Тривейн взял фонарик и нажал на спинной плавник акулы. Однако лампочка в пасти акулы почему-то не загорелась.
– Надо было купить батарейку. Так... Что же намерен сообщить наш ученый советник?
– Чепуху... Забавно, терпеть не могу это слово, а пользоваться им приходится часто. В данном случае оно самое подходящее...
Викарсон встал с кушетки, подошел к телевизору и побарабанил по нему пальцами.
– Что значит «чепуха»? – спросил Тривейн.
– Есть такой термин – no volotore. По крайней мере, это мой термин. – Викарсон повернулся и взглянул на Мартина и Тривейна. – Годдард пригласил сегодня юриста, но тот ни черта не понял, no volotore – ни черта не смог предложить... Правда, Годдард и пригласил-то его только для того, чтобы убедиться, что никаких противоречий с законом нет! Вот и все. И тот, конечно, мало что знает об этом деле.
– Господи, – сказал Мартин, – я опять ничего не понимаю!
– Глупый еврей! – Викарсон запустил в Мартина пустой пепельницей, которую тот ловко поймал левой рукой. – Да это просто прикрытие – наблюдатель, который смотрит на происходящее, словно судья! Он ловил нас на слове и задавал вопросы не по существу, потому что его больше всего интересовали формулировки... Понимаете? Он убедился, что у него не будет проблем. И попомните мое слово: сегодня не было сказано ничего такого, что можно было бы использовать в суде...
Закончив эту тираду, Викарсон откинулся на спинку кресла.
– Все это, конечно, очень хорошо, мистер Блэкстоун, – проговорил Тривейн, – но почему это вас беспокоит?
Тривейн специально сделал так, чтобы показать молодому Сэму, что он весь внимание.
– Очень просто, командир! Никто не пригласит юриста, и уж тем более из корпорации, никто не поставит его в столь сложную ситуацию, если только юрист не запуган до смерти. Спросите его о чем-либо – этот человек ничего не знает! Поверьте, мистер Тривейн, он и в самом деле знает меньше, чем мы!
– Вы начинаете применять тактику судьи Студебейкера, – заметил Тривейн, – больше рассуждаете на абстрактные темы...
– Ни в коей мере, мистер Тривейн. – Викарсон перестал расхаживать по кабинету и направился к кушетке.
Усевшись, поднял один из лежавших на чайном столике листков.
– Я сделал несколько заметок, – продолжал он. – Конечно, не аналитических, как Алан. Я ведь имел дело с опытными людьми, мне пришлось изворачиваться, задавать разные вопросы... И все же удалось кое-что выяснить... Но сначала ответьте мне на один вопрос: что бы вы сказали о тайном сговоре между двумя как бы противниками в ущерб третьей стороне?
Тривейн и Мартин переглянулись и снова впились глазами в юриста.
– По-моему, ничего такого, что можно было бы использовать в суде, сегодня сказано не было, – проговорил Тривейн, закуривая сигарету.
– Конечно, вопросы о квалификации сотрудников оспорить в суде невозможно. Но если добавить еще кое-какую информацию и копнуть глубже, такая возможность появляется.
