ситуациях. Такова была его профессия. Самоконтроль или хотя бы видимость такового. Он слышал, что госсекретарь еле сдерживает гнев.
Черт его побери, все же он умел владеть собой.
– Я только что в частном порядке встречался с советским послом, и мы оба пришли к одному и тому же мнению, что такие дела не делаются публично и не должны становиться достоянием общественности. Самое важное теперь – это доставить Скофилда сюда.
– А вы уверены, сэр, что это Скофилд? Я не могу поверить в это!
– Пусть он сам докажет нам свою непричастность к этому убийству, пусть предъявит неопровержимое алиби, что в течение последних сорока восьми часов он находился за сотни миль от места происшествия. Пока он не сделает этого, будем считать, что случившееся – его рук дело. Никто, кроме него, в спецслужбах не способен совершить нечто подобное. Это немыслимо!
Немыслимо? Невероятно. Тело русского было доставлено к воротам посольства СССР в половине девятого утра на заднем сиденье такси в самый час пик вашингтонского дорожного движения. Водитель такси, доставивший труп, ничего не знал и мог сообщить только, что он посадил в машину двух пьяных, а не одного. Хотя один, конечно, был в положении риз. Куда подевался второй, таксист сказать не мог. В машине остался тот из них, что по выговору напоминал русского, был в шляпе и темных очках и заявил, что солнце светит слишком ярко после бессонной ночи, проведенной за русской водкой. Где же тот второй, который был пьянее грязи?
– Чей это труп, господин секретарь?
– Это офицер советских спецслужб, их брюссельский агент. Советский посол был абсолютно откровенен и сообщил, что никто из сотрудников КГБ не знает, почему убитый оказался в Вашингтоне.
– Они предполагают предательство?
– На этот счет нет никаких доказательств.
– В таком случае какая же здесь связь со Скофилдом? Помимо способа устранения и доставки тела…
Госсекретарь помолчал секунду, а затем сказал, тщательно подбирая слова:
– Поймите, мистер Конгдон, между мной и советским послом сложились не совсем обычные отношения, и уже достаточно давно, мы говорим друг с другом откровенно обо всем и не очень-то заботимся о дипломатических экивоках, всегда помня при этом, что ни одного из нас не прослушивают и не записывают.
– Я понимаю, сэр, – ответил Конгдон, сообразив, что ответ, который он сейчас услышит, ни при каких обстоятельствах не может быть использован официально.
– Офицер, о котором мы говорим, работал приблизительно десять лет назад в составе секретной службы восточно-берлинского сектора КГБ. В свете последнего принятого вами решения я полагаю, что вы ознакомились с литерным делом.
– Вы о его жене? – Конгдон сел, огорошенный. – Этот человек был один из тех, кто замешан в убийстве супруги Скофилда?
– Посол не проводил параллелей такого рода. Он лишь упомянул о том факте, что этот офицер около десяти лет назад работал в Восточном Берлине в одном из управлений КГБ самостоятельного подчинения.
– Эта служба в то время курировалась Талейниковым. Он отдавал все приказы.
– Да, именно так, – подтвердил госсекретарь. – Мы обсудили персонально Талейникова, а также инцидент, имевший место в Праге некоторое время спустя. Мы просматривали возможность связи, о которой вы подумали только что. Такая связь, возможно, существует.
– В чем это выражается, сэр?
– Василий Талейников исчез два дня назад.
– Исчез?
– Да, мистер Конгдон. Здесь есть над чем подумать. Талейникову стало известно о грядущей официальной отставке, и он, воспользовавшись простым, но эффективным прикрытием, сразу же исчез.
– Скофилда должны были отстранить… – Конгдон говорил тихо, словно самому себе, а не в трубку телефона.
– Совершенно верно, – подхватил госсекретарь. – Эта аналогия и составляет теперь предмет нашей главной заботы. Два специалиста с богатым опытом почти одновременно получают отставку… Теперь они оба преследуют одну и ту же цель, то есть попытаются осуществить то, чего не могли сделать прежде: убить один другого. У них повсюду есть связи, свои люди, преданные им в силу самых разных причин. И подобная вендетта может породить непредсказуемые проблемы для обоих правительств… И как раз в эти драгоценные месяцы столь желанного перемирия в отношениях наших двух стран.
Директор отдела консульских операций нахмурился. Что-то смущало его в выводах госсекретаря.
– Я лично говорил со Скофилдом три дня назад. Не похоже, чтобы он испытывал ненависть или стремился взять реванш. Это уставший от жизни, уже немолодой резидент, с большим опытом. Многие годы… Он сказал, что хочет лишь одного: укрыться где-нибудь в тихом месте. И я поверил ему. Я обсуждал проблему этой личности с Робертом Уинтропом, между прочим, и тот был такого же мнения. Он сказал, что…
– Уинтроп ничего не знает, – с неожиданной резкостью перебил Конгдона госсекретарь. – Роберт Уинтpoп – выдающийся человек, но он никогда не сознавал значения противостояния двух держав, особенно такой его формы, как разрядка. Имейте в виду, Конгдон, Скофилд убил этого офицера из Брюсселя.
– Возможно, были обстоятельства, о которых нам ничего не известно.
– Да ну? – Когда госсекретарь заговорил после паузы, все стало ясно. – Если и есть такие обстоятельства, то, как я понимаю, мы находимся перед лицом ситуации, настолько чреватой опасностями, что никакая затяжная личная вражда не может с ней сравниться. Скофилд и Талейников оба прекрасно осведомлены относительно работы внешней разведки и характера операций спецслужб обеих стран. Более, чем кто-либо еще. Ни в коем случае нельзя допустить контакта между ними. Ни в качестве врагов, намеревающихся убрать друг друга, ни тем более как два собеседника они не должны встретиться. Как раз именно перед лицом тех обстоятельств, о которых нам ничего не известно… Я понятно говорю, мистер Конгдон? Как руководитель отдела консульских операций Госдепартамента вы целиком несете ответственность за это. Не допустить встречи – вот что ложится на ваши плечи. Как вы обеспечите пресечение этих контактов, меня не касается. В вашем распоряжении, возможно, есть человек для похищения и спасения Скофилда. Это уже вам решать.
Дэниэл Конгдон сидел неподвижно еще некоторое время после того, как щелчок в трубке подтвердил окончание разговора. За все годы службы он ни разу не получал подобного приказа, в такой незавуалированной форме. Но приказ есть приказ, и он не подлежит обсуждению. Он положил трубку на рычаг и потянулся к другому аппарату, стоявшему слева. Нажал кнопку и набрал три цифры.
– Служба внутренней безопасности, – ответил мужской голос.
– Говорит помощник госсекретаря Конгдон. Разыщите Брэндона Скофилда. Данные на него у вас есть, немедленно доставьте его сюда.
– Одну минутку, сэр, – вежливо ответил дежурный. – Мне кажется, пару дней назад появилась новая запись службы наблюдения. Подождите, я загляну в компьютер. Все данные здесь.
– Материал двухдневной давности?
– Да, сэр. Они передо мной на экране. Скофилд покинул отель около одиннадцати часов вечера шестнадцатого числа.
– Шестнадцатого? Сегодня уже девятнадцатое.
– Да, именно так, сэр, ошибки в дате быть не может. Мы получили это сообщение в пределах того часа, что указан в записи. Он оставил два вероятных адреса своего пребывания, но без указания сроков прибытия. Адрес его сестры, в Миннеаполисе, и отель «Святой Томас». В этом отеле для него начиная с семнадцатого числа зарезервирован номер.
– Проверялись ли оба эти пункта?
– Как и положено, сэр. Сестра действительно проживает в Миннеаполисе, а в отеле есть заказ на имя
