– Боюсь, что мне не следует говорить вам. Пожалуйста, постарайтесь правильно понять…
– Я понимаю, что ты попал в великую беду и ничем себе не поможешь, дав деру. Мне звонил Конгдон. Человек, убитый в отеле, был застрелен из оружия русского образца…
– Да, я знаю это. Русский, который убил его, спас мне жизнь. А убитого послал Конгдон, а вместе с ним и еще парочку других. Некогда это был мой отряд «истребителей», ребята, которых я держал в Праге, Марселе и Амстердаме.
– Бог мой… – Человек на другом конце линии на мгновение замолчал, но Брэй не прерывал его молчания. – Ты понимаешь, о чем говоришь? – последовал наконец вопрос Уинтропа.
– Да, сэр. Вы достаточно хорошо меня знаете, и вам известно, что я не говорю ни о чем, пока не имею полной уверенности. Я не ошибаюсь. Я разговаривал с человеком из Праги до того, как его убили.
– И он подтвердил это?
– Фактически да. Но косвенным образом. Однако шифровки такого рода, то есть те из них, что посылаются с подобными заданиями из Вашингтона, никогда не содержат прямых формулировок и указаний.
Опять возникла тишина на линии.
– Я не могу поверить в это, Брэй. Есть кое-что, о чем тебе неизвестно. Конгдон лично приходил ко мне примерно неделю назад. Его беспокоил тот факт, что от дел будет отстранен знающий и опытный специалист, который уйдет против собственной воли и будет предоставлен самому себе на длительный срок и, может быть, запьет… Он не очень-то дружелюбен, этот Конгдон, он даже вывел меня из себя. Но, в конце концов, ты же вышел из доверия… Я даже в шутку предположил, что они уберут тебя, и описал примерно такую ситуацию, о которой ты говоришь сейчас. Но совсем не потому, что считал, будто он способен на это. И он заверил, что ничего подобного они не имеют в виду. Вот почему я не могу поверить тебе. Он ведь знает, что мне непременно станет известно об этом. Значит, его заботил наиболее приемлемый для тебя вариант отставки. Он не мог пойти на такой шаг.
– Тогда это означает, что кто-то отдал ему такой приказ. А это как раз то, о чем нам следует поговорить. Те тpoe знали, где меня найти, а есть только один путь узнать это. Кто-то обратился за информацией в одно место – секретную явку агентов КГБ, и эту информацию в отделе консульских операций могли получить только из КГБ. Москва предоставила Конгдону эти сведения, и он повел дело.
– Ты полагаешь, Конгдон обращался к Советам? Но это невозможно. Если бы он и сделал это, то с чего бы им идти на сотрудничество? Зачем бы им засвечивать это место?
– Они охотятся за своим собственным человеком. Они очень хотят заполучить его, и лучше всего – мертвым. А этот человек как раз пытался связаться со мной, и мы обменялись посланиями.
– Талейников?
Теперь наступила очередь Скофилда помолчать. Затем он тихо ответил:
– Да, сэр.
– Прямой контакт?
– Да, сэр, именно так. Сначала я неправильно понял его шифровку. Но теперь у меня есть все доказательства…
– Ты… и Талейников? Это что-то чрезвычайное…
– Таковы обстоятельства, сэр. Помните ли вы организацию периода сороковых годов, которая была известна под названием Матарезе?
Они условились о встрече в девять вечера в восточной части парка, примерно в километре к северу от выхода на Миссури-авеню. Там было одно достаточно просторное заасфальтированное место, где ставили машины и можно было припарковаться.
Уинтроп вознамерился отменить все деловые встречи, назначенные на этот день, и сосредоточиться на изучении информации, полученной от Брэя, удивительной – если не сказать больше – информации.
– Он созовет комиссию по расследованиям, если найдет нужным, – сообщил Скофилд Талейникову по пути назад.
– А он имеет такие полномочия?
– Президент имеет, – кратко ответил Брэй.
В течение всего дня мужчины говорили мало, чувствуя себя некомфортно в тесном соседстве друг с другом. Талейников все больше читал, снимая с полок то одну, то другую книгу, и поглядывал время от времени на Скофилда. Взгляд его отражал и прежнее недружелюбие, и неподдельное любопытство.
Брэй чувствовал на себе эти взгляды, но не позволял себе реагировать. Он слушал радио, в частности новости о происшествии в отеле на Небраска-авеню. Случившееся объясняли акцией наркомафии, особенно подчеркивая, что все трое учинивших беспорядки и стрельбу были иностранцами. В сообщениях прибегли к фигурам умолчания, Госдепартамент устранился от комментариев, цензура была неумолима и бдительна.
С каждым новым репортажем, отнюдь не проливавшим свет на случившееся в отеле, Скофилд чувствовал себя все более обманутым и загнанным в ловушку. Он понимал, что вовлечен во что-то, частью чего он никак не хотел стать. Он больше не был за бортом. Хотел бы он знать, где ему предстоит обретаться, куда закинет теперь его жизнь. Его неумолимо вовлекали в нечто под названием «загадка Матарезе».
Около четырех он вышел прогуляться в поля, пройтись по берегу реки. Когда он выходил, он не сомневался, что русский следит за ним и видит, как Брэй прихватил свой «магнум-4». Русский действительно видел, но спокойно отложил свой «буран» на столик рядом с креслом, в котором оставался сидеть с книгой в руках.
В пять Талейников подвел итоги и предложил:
– Думаю, стоит прибыть на место встречи за час до девяти и определиться на местности. Я должен быть уверен в безопасности.
– Я доверяю Уинтропу, – кратко отрезал Брэй.
– Да и я верю. Но уверен ли ты в тех, с кем он свяжется?
– Он никому не скажет, что собирается повидаться с нами. Он хочет поговорить с тобой, и накоротке. У него есть к тебе вопросы: имена, явки, должности, военные звания…
– Я постараюсь дать ему ответы относительно всего, что касается Матарезе. Но ни в чем другом я не собираюсь раскрываться.
– Браво!..
– Как бы там ни было, я все еще считаю, что…
– Мы выходим через пятнадцать минут! – прервал его Скофилд. – Надо пообедать по пути к месту встречи. Перекусим порознь, каждый в своем месте.
В 7.35 Брэй въехал на стоянку у южного входа в парк. И он, и человек из КГБ успели сделать к моменту назначенной встречи по четыре рейда в разных направлениях, обследуя тропки, аллеи, кусты, изучая деревья, беседки, уступы и площадки скалистой местности. Ночь выдалась люто холодная, желающих прогуливаться по такой погоде они не обнаружили. Оба сошлись в маленьком овражке. Талейников заговорил первым:
– Ничего подозрительного в моем секторе обзора.
Скофилд взглянул на светящийся циферблат:
– Сейчас восемь тридцать. Я подойду к машине, как только она подъедет. А ты жди там, поодаль. Я подам тебе сигнал, когда приблизиться.
– Интересно, как ты это сделаешь? Расстояние ведь немалое.
– Спички… я зажгу спичку.
– Это вам свойственно…
– Что?!
– Ничего! Неважно…
Без двух минут девять лимузин Уинтропа въехал в парк и остановился в двадцати метрах от машины Брэя. Завидев водителя, Скофилд в первый момент насторожился, но почти в тот же миг узнал старого шофера по имени Стенли, проработавшего у Уинтропа около двадцати лет. У этого человека было загадочное прошлое, будучи морским офицером, он прошел через несколько трибуналов, но Уинтроп никогда не упоминал об этом, не придавал значения слухам и неизменно называл своего водителя «мой друг
