– Я не совсем понимаю, что это значит.
– Есть один человек, до которого мне необходимо добраться. Им придется покопаться в моем прошлом довольно основательно, чтобы выявить эту связь. – Василий замолчал, еще раз взглянув на труп. – Так что он все-таки сказал, если вспомнить поточнее? «Мы получим все, что нам надо от вас»? – Василий смотрел на сильную женщину с умным лицом, которую он так давно знал.
– Да, приблизительно так. При этом он вырвал телефон у меня из рук и отставил его подальше.
– А ты убедила его, что собираешься звонить по ленинградскому номеру?
– По-моему, я была убедительна… Я поняла, что он – англичанин. Не думаю, чтобы он позволил мне позвонить. Однако он не отрицал, что он из КГБ. Но вряд ли это так.
– А позже, когда ты переодевалась? Он не возражал?
– Напротив. Он был уверен, что ты придешь сюда и что я должна приготовиться.
– Какие точно были его слова? Ты говорила, что он смеялся и болтал что-то по поводу того, что все женщины одинаковы…
– Ну да. Обычные пошлости.
– Все не тривиально в этой ситуации, поэтому попытайся вспомнить.
– Я уже сказала тебе, что сразу поняла: он англичанин. Язык наш, но построение фраз английское. Он сказал, что приятно провел время, прогуливаясь по набережной. И фразу одну я вспомнила: «Не было таких зрелищ на набережной». Я говорила тебе, что он настоял, чтобы я переодевалась прямо перед ним? Так вот эту фразу он сказал по поводу моего стриптиза.
– Набережная… Эрмитаж, Малахитовый зал… Там есть одна женщина, – нахмурившись, проговорил Талейников.
– Мой любовник изменял мне? – спросила Зося шутливо.
– Значит, они успевают везде. – Он словно не слышал ее вопроса. – Ну вот и еще один недостающий штрих. – Я частенько изменял тебе. Но не с этой женщиной. Она – неперековавшаяся монархистка и просто восхитительна. И ей тоже около семидесяти, как и нашему режиму. Я распивал с ней чаи.
– Как трогательно!
– Я наслаждался ее обществом. Она была прекрасным реставратором, главным образом для меня самого, а также в областях искусства, в которых я плохо разбирался. Она реставрировала не только предметы искусства, но и мои мозги. И именно она восстановила для меня картины из истории страны. Кому понадобилось завести на нее досье?.. Так что еще он говорил?
– Ничего памятного. Все в тот же момент, когда была в нижнем белье, он отпустил дурацкое замечание, что женщины-математики имеют некоторые преимущества перед исследователями и библиотекарями: мы изучаем цифры, а они…
Талейников вскочил на ноги.
– Вот оно! Еще одно недостающее звено. Неужели они нашли и его?
– О ком ты говоришь?
– Наш англичанин либо не мог удержаться от пошлых каламбуров, либо он проверял тебя. Набережная – это Эрмитаж, ученые – этой мой знакомый марксист, а что касается библиотекарей – то это про библиотеку Салтыкова-Щедрина. Именно там работает человек, до которого я хочу добраться.
– Кто он?
Василий подошел к Зосе. Он стоял перед ней так близко, но лицо его осветилось воспоминаниями.
– Сейчас это уже старый человек. Когда-то очень давно он взялся наставлять неопытного студента и открыл ему глаза на вещи, о которых тот не имел ни малейшего представления. Я тогда все поражался, как это три четверти населения земного шара игнорируют или отвергают революционное учение. Никак не мог взять в толк. Мне казалось, они не просвещены светом марксизма. Так писали в наших учебниках. А они ничего этого не читали. Почему? Мне все хотелось понять, как думают наши враги.
– И этот старик объяснил тебе?
– Он показал мне. Он дал мне возможность отыскать эти ответы самому. Я знал английский и французский, хорошо понимал испанский. Он открыл передо мной двери, буквально распахнул стальные двери, за которыми хранились горы книг, запрещенных к выдаче. И вместе с этими книгами дал мне свободу. Я проводил недели и месяцы, пытаясь понять все, что хотел. Это там родился «великий Талейников», который научился видеть вещи так, как видят их наши враги, научился думать, как они. Это был краеугольный камень, заложенный в основание тех успехов и побед, которых я добился позже. Мой старый друг помог мне в этом.
– И теперь ты должен добраться до него?
– Да. Он всю жизнь прожил здесь, в Петербурге – Петрограде – Ленинграде. Он видел все, что происходило, и уцелел, сохранив это в своей памяти. Если кто-то и сумеет помочь мне, так только он.
– А что ты ищешь? Мне кажется, я имею право знать.
– Конечно, имеешь, но ты тут же должна забыть это имя. Во всяком случае, никогда не упоминай его. Мне нужны сведения о семье Ворошиных.
– Семья из Ленинграда?
– Да.
Зося покачала головой.
– Иногда я думаю, что «великий Талейников» просто большой дурак! Я могу ввести это имя в компьютер и получить ответ, если он там есть, конечно! Всего одна минута!
– И эта минута будет последней в твоей жизни. Этот человек, что лежит сейчас на полу, имеет сообщников повсюду! – Он опять подошел к трупу и, нагнувшись, стал рассматривать его. – И кроме того, ты ничего не найдешь с помощью компьютера. С тех пор прошло много лет, слишком много событий произошло у нас, слишком много перемен, чтобы что-то сохранилось. Но даже если в банках данных наших машин что- то и было об этой семье, то, уверяю тебя, теперь там этого нет. И нет никакого намека, что семья Ворошиных тоже была втянута.
– Втянута? – переспросила она. – Куда?
Он вновь замолчал, переворачивая тело к свету. Ему показалось, что промелькнуло какое-то цветное пятно. Да-да, вот здесь, у левой груди. Небольшое, едва заметное кольцо бледно-голубого цвета. В первый момент его можно было принять за пигментное пятно, какой-то след, допустим, от удара, то есть синяк или что-то в этом роде. Но, вглядевшись, Василий понял, что это не пятно, а окружность, круг, скорее кольцо – своеобразная татуировка. Старик Крупский тоже упоминал о наличии метки в виде голубого круга на груди у солдат Матарезе.
– Вот оно! – Талейников пальцами перебирал редкий волосяной покров на груди англичанина. – Подойди. Ты спросила, куда втянута?
Зося поднялась с кресла и подошла к трупу.
– Что это? Метка?
– Перро ностро чиркуло, – медленно произнес Талейников. – Втянута в то, что возникло гораздо раньше, чем появился на свет наш англичанин. Такое надо заслужить.
– Я ничего не понимаю.
– Поймешь, когда я все расскажу тебе, а я хочу рассказать тебе все, что знаю сам. Я не уверен, что поступаю правильно, но у меня сейчас нет другого выхода. Они запросто могут разделаться со мной, и если это случится, то ты должна будешь добраться до одного человека. Я объясню, как это сделать. Опишешь ему этот знак и место его расположения. Это должно будет помочь ему.
Она молча смотрела на голубой знак, потом перевела взгляд на Талейникова.
– Кто «они»?
– Они появились под именем Матарезе…
Он рассказал ей все, а когда закончил, она долго сидела молча, потрясенная. Затем она постаралась собраться с мыслями. Больше всего удивил ее немыслимый во всех отношениях альянс Талейникова и Скофилда. Она подошла к окну и, глядя в него, заговорила:
– Я понимаю, что ты уже тысячу раз задавал себе этот вопрос, но теперь я задаю его тебе: разве была такая необходимость идти на контакт со Скофилдом?
– Да, – просто ответил он.
– Потому что Москва не захотела слушать тебя?
