взрослые мужчины, и неважно, сколько нам лет, мы сеем смерть потому, что воспоминания о пережитом не дают покоя.
– Понимаю.
– Нет, не понимаешь, Амаль Бахруди. Твой удел – идеологическая война. Для тебя смерть – политический акт. Ты истово веришь, у меня сомнений нет, вот только веришь ты в политику. А это не моя война. У меня одна идеология: выжить, я убиваю снова и снова и все еще живу.
– Ради чего? – спросил Кендрик, проявляя искренний интерес.
– Как ни странно, ради того, чтобы жить в мире, которого были лишены мои родители. Ради всех нас, ради нашей земли, которую у нас украли, отдали врагам и еще заплатили им, чтобы загладить вину за преступления, которых мы не совершали. Теперь жертвами стали мы. Можем ли мы не бороться?
– Если считаешь, что это не политика, советую хорошенько подумать. Ты все-таки остаешься поэтом, Азрак.
– С ножом и винтовкой в руках, Бахруди.
Люди во внутреннем дворе внезапно заволновались. Но волнение было скорее радостным. Две фигуры появились из дверей. Одна – женщина в чадре, другая – мужчина с белыми прядями в черных волосах. Зайя Ятим и Абиад, тот самый, чья кличка Белый, догадался Эван, стараясь сохранять внешне безразличный вид. Приветствие между братом и сестрой показалось ему странным. Они пожали друг другу руки, затем сдержанно обнялись. Универсальный жест, дающий понять: я хочу тебя защитить. Младший брат всегда ребенок в глазах старшей, умудренной опытом сестры, он и останется для нее таковым, невзирая на возраст, несмотря на то, что со временем именно он станет опорой семьи. Она всегда будет видеть в нем предмет беспрестанных забот.
Абиад был менее сдержан в проявлении эмоций и расцеловал самого юного и самого сильного члена оперативного совета в обе щеки.
– Ты должен многое рассказать нам, – сказал террорист, называющий себя Белый.
– Да, должен, – кивнул Азрак и повернулся к Кендрику. – Благодаря этому человеку. Это Амаль Бахруди из Восточного Берлина, посланный сюда в Маскат самим Махди.
Зайя впилась взглядом в лицо Кендрика.
– Амаль Бахруди, – повторила она. – Конечно же, я слышала это имя. У Махди поистине огромные связи. Ты оказался очень далеко от того места, где работаешь.
– К сожалению, так. – Кендрик говорил на литературном арабском. – Однако другие на виду. За каждым их движением следят. Предполагалось, что сюда приедет тот, кого не ждут, что он здесь появится, а Восточный Берлин так далеко. Люди станут клясться, будто видели вас там. Когда Махди призвал меня, я не раздумывая согласился. Точнее говоря, я сам связался с его людьми и предложил отправиться сюда, как только узнал, что здесь происходит. Брат расскажет о возникшей здесь проблеме. У нас могут быть разные цели, но все мы выиграем от сотрудничества.
– Но ты, Бахруди из Восточного Берлина, – вступил в разговор Абиад. Брови его были сдвинуты к переносице. – Откуда тебе знать, что тебя не выследили?
– О том, что я здесь, несомненно, знают. – Эван позволил себе улыбнуться. – Но едва ли мое появление свяжут с событиями давно минувшими.
– Тебя предали? – высказала предположение Зайя.
– Да, мне известно, кто это сделал, и я найду его.
– Бахруди вызволил нас, – прервал его Азрак. – Пока я раздумывал, он действовал. Он заслуживает доверия.
– Зайдем внутрь, дорогой брат. Поговорим там.
– Моя дорогая сестра, – сказал Синий. – Среди нас есть предатель. Это то, о чем хотел сообщить нам Амаль. Это и еще кое-что. Нас снимают на пленку скрытой камерой и передают фотографии из посольства, а потом продают их! Если уцелеем, нас будут преследовать всю жизнь, потому что весь мир увидел то, что происходит в этих стенах!
Сестра вопросительно взглянула на брата:
– Фотографии? Сделанные с помощью скрытых камер, которые никто до сих пор не заметил? Неужели среди нас есть такие, кто способен обращаться со сложной аппаратурой? Кто-то из наших братьев и сестер, которые и писать-то едва умеют?
– Он видел эти фотографии. В Восточном Берлине.
– Поговорим внутри.
В посольстве Великобритании за большим столом напротив полусонного атташе сидели двое. Атташе, все еще в халате, прилагал немалые усилия к тому, чтобы не заснуть.
– Да, – сказал он, зевая, – они будут здесь с минуты на минуту, и, если простите мои слова, надеюсь, в том, что вы говорите, есть смысл. У МИ-6 забот более чем достаточно, не думаю, что они обрадуются, если их поднимут ни свет ни заря напрасно.
– Мой друг Джек служил гренадером, – обиженно воскликнул Дики. – Если он считает, что дело серьезное, вам стоит проявить внимание. Иначе зачем бы мы сюда пришли?
– Выбить деньги для своих фирм? – предположил атташе.
– Ну да, конечно, только это не главное, – замялся Дики. – Прежде всего мы англичане. Жалко смотреть, как гибнет Империя. Верно, Джек?
– Это уже произошло, – сказал атташе, подавляя очередной зевок.
– Видите ли, – заговорил Джек, – мой друг Дики специализируется на черных металлах, ну а я – на текстиле и скажу вам вот что. Тот сукин сын был так одет… По сравнению с тем, как был одет до того, – никуда не годится. Одежда не только определяет человека, но также отвечает роду его занятий. Так повелось издревле, с тех самых пор, как был соткан первый холст, а это, кстати говоря, могло произойти и в этой самой части света…
– Служба разведки подобной информацией располагает, уверен, – прервал его атташе и с видом человека, которому до смерти надоело повторять одно и то же, произнес: – Они скоро будут здесь.
Разведчики и в самом деле вскоре появились, через пять секунд после слов, произнесенных атташе. Двое мужчин в незастегнутых рубашках, отчаянно нуждающиеся в бритве, с хмурыми выражениями лиц вошли в кабинет. Один из них держал в руках объемистый конверт.
– Вы те, ради кого нас подняли? – спросил сотрудник секретной службы, глядя на Дики и Джека.
– Ричард Хардинг слева от меня, – представил атташе, – и Джон Престон справа. А теперь могу ли я покинуть вас?
– Прости, дружище, – покачал головой другой сотрудник МИ-6 и, приблизившись к столу, открыл конверт. – Мы здесь потому, что ты позвал нас. Это обстоятельство вынуждает тебя остаться.
– Вы так добры. – Голос атташе звучал не слишком любезно. – Хочу внести ясность, я не собирал вас, я всего лишь передал информацию. Двое британских граждан настояли на том, чтобы я ее передал. И это обстоятельство вынуждает меня отправиться спать, поскольку свою миссию я уже выполнил.
– По правде говоря, – проговорил Дики Хардинг, – это Джек настоял на встрече, ну а я чувствовал, что, когда времена тяжелые, надо быть начеку. Все, знаете ли, подмечать, прислушиваться к тому, что подсказывает интуиция, а Джек Престон – бывший гренадер, знаете ли. Его интуиция никогда не подводила. По крайней мере когда-то.
– Черт, Дики, при чем здесь интуиция? Я говорю про то, как тот тип был одет. В таком костюмчике, как тот, что был на нем, и зимой в горах взмокнешь, а в рубашке, судя по блеску, она была или шелковая, или из полиэстра, можно просто задохнуться. Хлопок. Натуральный, дышащий хлопок – только в одежде из этого материала в здешнем климате можно выжить. А уж как его костюм был сшит, скажу я вам…
– Не возражаете, сэр? – Один из представителей МИ-6 на мгновение закатил к потолку глаза, а другой достал из конверта фотографии и положил их на стол перед Хардингом и Престоном, прервав тем самым их диалог. – Взгляните, нет ли здесь человека, о котором вы говорили?
Через одиннадцать секунд задача была выполнена.
– Это он! – воскликнул Джек.
– Похоже на то, – согласился Дики.
– Ну и идиоты же вы! – сказал человек из разведслужбы. – Его фамилия Макдоналд, жуир и пьяница из Каира. Отец его жены владеет фирмой, в которой он работает, а сюда его заслали, потому что он полное
