Ультиматум Борна

не получу.

– Минутку! Куда меня повезут на вертолете?

– Держи пальцы крестиком, профессор, и надейся, что Крупкин и твой американский друг знают, что делают. Вертолет перебросит тебя в Ельск, а оттуда – самолетом до Замосця через польскую границу, где наш неблагодарный спутник, очевидно, приютил подслушивающую станцию ЦРУ.

– Боже, я все еще буду на территории советского блока!

– Подразумевается, что ваши люди ждут тебя. Удачи.

– Бен, – сказал Джейсон, осмотрев молодого человека. – Зачем ты все это делаешь? Ты нарушаешь прямой приказ…

– Я не получил приказа! – перебил его русский. – И даже если бы получил, я не бездумный робот. У вас было соглашение, и ты выполнил свои обязательства… К тому же есть шанс для моей матери…

– Больше, чем шанс, – заверил его Борн.

– Пойдем! Мы теряем время. Ельск и Замосць – для тебя только начало. У тебя впереди долгое и опасное путешествие, Арчи.

Глава 42

Закат опускался на острова Монтсеррат, превращая их в темно-зеленые сгустки, окруженные сверкающим голубым морем и непрерывными всполохами белой пены вокруг коралловых рифов невдалеке от берега; фоном всему этому служило оранжевое марево карибского горизонта. На острове Транквилити в четырех виллах «Транквилити Инн» над пляжем постепенно включали свет, и можно было видеть фигуры в окнах, переходившие из одной комнаты в другую и на балконы, ярко освещенные лучами заходящего солнца. Легкие дуновения ветра приносили через тропическую листву запахи гибискуса и других растений. Одинокая рыбацкая лодка с вечерним уловом для кухни гостиницы гребла через рифы к берегу.

Брендан Патрик Пьер Префонтейн вышел со своим «Перье» на балкон семнадцатой виллы, где у перил стоял Джонни Сен-Жак и потягивал ром с тоником.

– Как скоро вы снова откроетесь, по-твоему? – спросил бывший судья бостонского суда, садясь у белого металлического столика.

– Технические повреждения могут быть исправлены за несколько недель, – ответил владелец «Транквилити Инн», – но послевкусие от произошедшего здесь будет длиться еще долго.

– И все же, как долго?

– Я подожду четыре-пять месяцев, прежде чем разошлю первые рекламные буклеты – будет уже поздно для сезонных заказов, но Мари не возражает. Делать что-либо раньше не только бестактно, но и чревато тем, что снова поднимет молву… Террористы, наркоторговцы, коррумпированное правительство островов – нам это не нужно, и мы не заслуживаем этого.

– Что ж, как я уже упоминал, я могу заплатить за себя, – сказал некогда уважаемый судья Федерального окружного суда Массачусетса. – Быть может, не в размере ваших обычных сезонных расценок, друг мой, но достаточно, чтобы покрыть стоимость аренды виллы плюс немного за обслуживание.

– Я же сказал, забудь об этом. Я должен тебе больше, чем смогу когда-либо отдать. Транквилити в твоем распоряжении ровно столько, сколько тебе захочется здесь оставаться. – Сен-Жак отвернулся от перил, задержавшись взглядом на рыбацкой лодке внизу, и сел напротив Префонтейна. – Я беспокоюсь о людях там, внизу, в лодках и на пляже. Раньше у меня было три-четыре лодки, которые доставляли свежайшую рыбу. Теперь же у меня только одна лодка, работающая на нас, и остатки персонала, работающие за полставки.

– Тогда тебе нужны мои деньги.

– Брось, судья, какие деньги? Не подумай, что я лезу не в свое дело, но Вашингтон предоставил мне весьма полную информацию о тебе. Ты уже несколько лет не у дел и живешь на улице.

– Ах да, Вашингтон, – протянул Префонтейн, поднимая стакан к оранжево-лазурному небу. – Как обычно, он стоит за преступлением, вину за которое возлагает на нас.

– О чем это ты?

– Рэндольф Гейтс, вот о чем – то есть о ком.

– Эта сволочь из Бостона? Тот, что навел Шакала на след Дэвида?

– Трогательно преображенный Рэндольф Гейтс, Джонни. Преображенный во всех смыслах, кроме денежной реституции, должен добавить… Однако, несмотря на это, с умом и пониманием, которые я знавал в Гарварде много лет назад. Не самый яркий, не самый лучший, но с литературными и ораторскими навыками, создающими видимость великолепия, которого на самом деле никогда и не было.

– Что, черт возьми, ты несешь?

– Я навестил его на днях в реабилитационном центре в Миннесоте или Мичигане – точно не помню, потому что летел первым классом и выпивку приносили по первому требованию. Неважно. Мы встретились и заключили соглашение. Он переходит на другую сторону, Джонни. Теперь он собирается сражаться – законно – за людей, а не за конгломераты, скупающие и продающие на бумаге. Он сказал, что будет бороться с биржевиками и брокерами, которые делают миллионы на рынках и обходятся в тысячи и тысячи рабочих мест.

– Как он собирается это делать?

– Он был среди них. Он сам все это делал; он знает все трюки и горит желанием применить свои таланты в деле.

– Зачем это ему?

– Потому что ему вернули Эдит.

– Кто, ради бога, эта Эдит?

– Его жена… Вообще-то я все еще люблю ее. Я люблю ее с нашей первой встречи, но в то время знаменитому судье с женой и ребенком, как бы ни были они противны, не подобали такие желания. Рэнди Великий никогда не был ее достоин; быть может, теперь он восполнит упущенное за все потерянные годы.

– Разумеется, все это очень интересно, но какое отношение имеет к вашему соглашению?

– Я говорил, что лорд Рэндольф Гейтс сделал огромные деньги за эти потерянные, но очень даже продуктивные годы?

– Неоднократно. И что?

– Ну, он решил отблагодарить меня за мои услуги, которые, несомненно, способствовали устранению сложившейся ситуации, угрожавшей его жизни, – я имею в виду угрозу, исходившую из Парижа. Особенно в свете известной мне информации… Знаешь, после нескольких кровопролитных боев в суде, я думаю, он может быть назначен судьей. Гораздо выше даже, чем я, наверное.

– И?

– Если я буду держать язык за зубами, уберусь из Бостона и, в связи с болтливостью, буду держаться подальше от дел, то его банк станет переводить мне пятьдесят тысяч долларов ежегодно до конца моих дней.

– Боже правый!

– То же самое сказал себе и я, соглашаясь на это. Я даже сходил на церковную мессу, впервые за последние тридцать с лишним лет.

– Однако ты не сможешь больше вернуться домой.

– Домой? – Префонтейн слегка рассмеялся. – А был ли у меня дом? Неважно. Возможно, я нашел себе другой. Через джентльмена по имени Питер Холланд из Центрального разведывательного управления меня представили вашему другу, сэру Генри Сайксу в Монтсеррате, который, в свою очередь, представил меня отставному лондонскому адвокату по имени Джонатан Лемюэль, уроженцу островов. Мы неплохо ладим, но ни один из нас не готов к другому «дому». Мы могли бы открыть консалтинговую фирму как специалисты по американским и великобританским законам, касающимся экспорта и импорта. Конечно, нам придется попотеть, но мы справимся. Я предполагаю прожить здесь не один год.

Сен-Жак быстро встал из-за стола, чтобы снова наполнить стакан, недоверчиво глядя на лишенного звания бывшего судью.

Моррис Панов медленно и осторожно вышел из своей спальни в гостиную восемнадцатой