Большой серебристый гоночный катер с двумя огромными двигателями пробивался сквозь волны, то зарываясь в них, то взлетая вверх. Стоя на низком коротком мостике, Джон Сен-Жак по памяти вел катер патрульной службы через опасные рифы, помогая себе мощным прожектором, который высвечивал вздыбившиеся воды то в двадцати, то в сотне футов перед носом судна. Джон все время кричал в свою рацию, микрофон которой болтался перед его залитым водой лицом, вопреки логике надеясь предупредить кого-нибудь в «Транквилити Инн».
Он находился в трех милях от острова, который вулканическим образованием, поросшим буйной растительностью, возвышался над водой. Остров Транквилити был на несколько километров ближе к Плимуту, чем к аэропорту Блэкбурн, и, зная прибрежный фарватер, до него было ненамного дольше добираться на скоростном катере, чем на гидроплане. Джонни не мог найти другого объяснения этим размышлениям, кроме того, что они его немного успокаивали, доказывая, что он предпринимает все возможное.
–
«Нет, я не понял», – думал Сен-Жак, когда порывы ветра и вспышки молнии, казалось, окутали судно. Даже когда Мари и Дэвид сыграли на его слабых струнах и предложили ему построить новую жизнь на островах. Вкладывай деньги, сказали они; построй нам дом, а потом посмотрим, захочешь ли ты оттуда уезжать. Мы будем поддерживать тебя, насколько это возможно. Зачем они это сделали? Зачем?
Это сделали не «они», это сделал «он». Джейсон Борн.
Джонни Сен-Жак понял это сегодня утром, когда поднял трубку около бассейна и услышал от местного пилота, что кто-то в аэропорту интересовался женщиной с двумя детьми.
Огни! Он увидел огни на пляже Транквилити. До берега оставалось меньше мили!
Дождь лил в лицо старого француза, порывы ветра валили с ног, пока он шел по дорожке к четырнадцатой вилле. Он прятал голову от дождя, щурился, вытирал лицо левой рукой; правая сжимала оружие, пистолет, казавшийся больших размеров из-за цилиндра с отверстием – глушителя. Он держал пистолет за спиной, как делал и много лет назад, пробегая вдоль железнодорожного полотна с динамитными шашками в одной руке и немецким «люгером» в другой, готовый бросить и то и другое, если появится патруль нацистов.
Кто бы ни были те люди, что находились вверху по тропинке, для него они были как
Фонтейн дошел до мощеной дорожки, которая вела к парадному входу, удар грома сотряс под ним землю. Он упал, потом поднялся на четвереньки, подполз к розовой веранде, ее мигающий верхний свет падал на дверь. Расшатать или выломать запор не представлялось возможным, поэтому он поднял пистолет, два раза спустил курок и прострелил замок. Поднялся на ноги и вошел внутрь.
Сиделка, держа стальной хваткой голову старика, пыталась опустить свою жертву в бушующее керосиновое пламя на полу.
– Arratez! – закричал человек по имени Жан-Пьер Фонтейн. –
Сквозь колышущееся, распространяющееся во все стороны пламя прозвучали выстрелы, и два тела рухнули на пол.
Огни пляжа Транквилити приближались, а Джон Сен-Жак все кричал в микрофон: «Это
Несмотря на это, обтекаемый серебристый патрульный катер был встречен стаккато выстрелов из автоматического оружия. Сен-Жак упал на палубу и продолжал кричать:
– Это я –
– Это вы,
– Ты хочешь
– Конечно, мистер Сент-Джей.
Громкоговорители на пляже на время заглушили ветер и гром с Бас-Тер.
– Все на пляже, прекратите стрелять! Это своя лодка,
Катер выскочил из воды на темный пляж, двигатели взревели, винты зарылись в песок, заостренный корпус смялся, не выдержав натиска. Сен-Жак распрямился из позы эмбриона и перемахнул через планшир.
–
