шелестевшем на ветру лесу, и Кейт заново ощутила ее движение, услышала негромкий звук падения и увидела переливы света внутри этой частички дождя. Капля говорила ей: ты не была одна, ты была со мной.
И Кейт поднялась из глубин… медленно, словно пробуждаясь от сладкого, восхитительного сна. Она восстала, стряхивая с души и кожи слои окутавшего ее тепла. Она оставляла позади чуждые ей объятия десяти прошедших веков, ласковые прикосновения незнакомых сестер и братьев, нежные баюкающие волны этого не знающего времени, наполненного не водой, а жизнью моря. Она оставила все это, потому что один-единственный негромкий голос звал ее – наперекор векам, наперекор приливам и отливам вечности, вопреки ее собственному желанию, – напоминая ей о ее истинной сути. Она слышала этот зов, и он разрывал ее на части, делал непохожей на всех остальных, придавал исключительность и отделял от обычных людей.
Она по-прежнему – Карнея… одинокая охотница. Защитница… или хищник. Но только не часть стада.
Тихое и убаюкивающее утешение, дарованное ей душами Соколов, полностью покинуло ее; она словно вознеслась над ними, взлетев над поверхностью этого всепоглощающего моря. Она по-прежнему могла погрузиться в эту бурю воспоминаний, мыслей, надежд и страхов, но никогда впредь не станет ее частью. Теперь она не была ни речным берегом, ни рекой, она стала мореходом, плывущим по воде, но не сливающимся со стихией.
Зрение ее прояснилось, и она поняла, что все еще стоит на коленях в тесной и темной комнате, напротив своего дяди, на твердых плитках пола. Колени ее болели, а спина ныла. Правую ступню с внутренней стороны жгло, и ей хотелось изогнуться и переменить позу, чтобы посмотреть, чем вызвана эта боль.
Дугхалл покачал головой и улыбнулся ей.
– Я должен был догадаться, – сказал он.
Она подождала пояснений, но их не последовало. Ощутив укол раздражения, она не стала сдерживать себя:
– О чем ты должен был догадаться?
– О том, что Соколы не смогут поглотить тебя. Ты способна удовлетвориться утешением, получаемым от других душ, не в большей мере, чем я могу научиться летать.
– Ри звал меня, когда я была там, – сказала она. Дугхалл покачал головой:
– Он не мог этого сделать. Ничто не может пробиться сквозь эту многоголосицу, когда она владеет тобой… – Он опустил взгляд. – Ты не такая, как я. И их песня привлекает тебя не так, как меня.
– Значит, это и есть то самое место, откуда ты вернулся? – спросила Кейт. – Когда Возрожденный умер и ты погрузился в транс, ты был там?
– Да… но тогда там было не так тепло и уютно. Напротив, все были полны отчаяния. Казалось… – он покачал головой, подыскивая нужные слова, – что это море стремится окончательно, без остатка раствориться в самом себе. В мире Соколов царил ад, и я тогда потерялся в нем.
Кейт на мгновение задумалась, а затем сказала:
– Но тебе хватило сил вырваться оттуда.
– Хватило. Большим соблазном, чем жалость к себе самому, может стать лишь та же жалость к себе, но разделенная с другими людьми. Ты поступила очень разумно, добившись моего внимания.
– Так как… стала я Соколом или нет? – задумчиво спросила Кейт.
– Стала. Ты получила печать, – ответил Дугхалл.
Он показал на серебряные иглы, лежавшие возле занды, когда они приступили к совершению обряда. Теперь они были искорежены и изогнуты до неузнаваемости.
– Соколы оставили на твоем теле серебряную отметину. Местоположение печати у каждого разное, но сами отметины одинаковы.
Вспомнив о боли в ноге, Кейт спросила:
– А теперь мне можно сесть?
– Теперь можно.
Кейт с облегчением переменила позу и, скрестив ноги, принялась рассматривать место над правой ступней. Отметина на коже была синего цвета, глубокая и четкая. В круге размером с ноготь большого пальца ноги она увидела изображение сокола. Пернатый хищник падал вниз с раскрытым клювом и распростертыми крыльями, выставив вперед когти, чтобы не упустить добычу.
Изогнув ногу, Кейт показала дяде полученную метку. Бросив на нее короткий взгляд, Дугхалл негромко ругнулся, а после внезапно расхохотался. Стянув с себя рубашку, он поднял левую руку и повернулся к ней боком. Кейт увидела небольшой синий кружок, в котором сидел на ветви, стискивая ее своими когтями, изображенный сбоку сокол.
– Вот печать, которой отмечен каждый Сокол. У тебя другая – значит, Соколы признали, что ты не такая, как все они. Так сказать, новая разновидность.
– И к какой же разновидности Соколов я теперь принадлежу?
– Этого я не знаю.
– Но зачем нужна такая отметина? – спросила Кейт. – Ведь по ней врагам легко опознать Сокола и приговорить к казни. А если учесть, что мы можем ощущать друг друга внутри этого… – Она так и не сумела подыскать подходящее слово для моря душ, в котором она побывала.
– Соколы называют это ша-оббея, Наша Душа.
– Тогда… зачем тогда нужна эта отметина, раз мы можем соприкоснуться друг с другом через ша- оббею?
