Берт вдруг очень серьезно посмотрел на нее.
— Элси, я знаю, что обидел тебя тогда. Но я хотел всего-навсего несколько поумерить твой пыл в стремлении достичь красивой жизни любой ценой. Я хотел показать, что легкость здесь обманчива…
— И тебе это великолепно удалось!
Элси небрежно пожала плечами, стараясь не выдать своих истинных чувств. Если она собирается убедить Берта, что ничуть не страдала после их разрыва, то лучше это сделать прямо сейчас. Раз и навсегда!
— Я уже говорила… тогда, вечером, что на самом деле очень благодарна тебе. Если бы мы поженились, это наверняка был бы неудачный брак. Уже очень скоро мы оба поняли бы, что не подходим друг другу, что совершили ошибку. Нам пришлось бы разводиться, а это всегда неприятно…
— Зато теперь ты свободна и собираешься замуж за своего разлюбезного Майкла!
Элси закусила губу: безразлично-ироничный тон Берта буквально убивал ее. Впрочем, раз уж он сам завел разговор о Майкле, пусть лучше считает, что она действительно собирается замуж.
— Все правильно. Майкл в свое время очень… — Элси хотела сказать: «Очень утешил меня», но вовремя остановилась: Берт не должен знать, что она нуждалась в утешении. — Мы очень сблизились с ним за этот год. И наши родители ждут, что мы объявим о помолвке.
— Мои поздравления, — насмешливо протянул Берт. — Я уверен, что ты неплохо устроишься.
Его язвительное замечание меньше всего походило на искреннее пожелание счастья.
— Очевидно, твой отец считает, что клерк-старжер — это лучшая партия для его драгоценной доченьки, чем человек с таким прошлым, как у меня?
— Ну, положим, у Майкла дядя — член парламента, а бабушка была дочкой графа.
У Элси было такое чувство, что своими словами она вбивает лишние гвозди в и без того крепко заколоченный гроб, в котором покоилась их любовь…
— Тогда все понятно, — сухо заметил Берт. — Помочь тебе разобрать сумки?
— Спасибо, я сама. Ты и так мне помог.
Элси выразительно поглядела на дверь, очень надеясь, что Берт поймет намек, но он лишь покачал головой:
— О нет, моя сладкая. Я никуда не уйду, пока не увижусь с твоим отцом.
К несказанному ужасу Элси, он невозмутимо прошел в кухню и занялся продуктами.
— Тебе все равно не удастся с ним увидеться! Он… Его нет…
Если бы у Элси была хоть слабая надежда на то, что известие о болезни отца заставит Берта оставить их всех в покое, она бы, не раздумывая, сказала ему правду. Но Берт Конрой и Юджин Прайс и до инцидента в церкви недолюбливали друг друга. А уж после, и говорить нечего! Так что Элси совсем не хотелось, чтобы Берт заявился в больницу побеседовать со своим заклятым врагом о каких-то таинственных делах. Можно было представить, как его визит отразится на состоянии отца, которое и без того было очень тяжелым. Он только пару дней как пришел в себя, да и то ненадолго.
— Это я уже понял. А когда он вернется?
— Я ведь сказала: не знаю!
— Не знаешь или просто не хочешь говорить, а, принцесса?
— Действительно, не знаю.
— Тогда я подожду. Ведь к вечеру он точно вернется?
— Не вернется! — От отчаяния Элси брякнула первое, что пришло в голову: — Он уехал на все выходные и… — Она смущенно замолчала.
Берт явно не поверил ни единому ее слову.
— Милая моя, при всей твоей склонности ко лжи, ты почему-то совсем не умеешь врать. Я видел, что его машина стоит в гараже. Если он куда и ушел, то явно недалеко.
Да, все правильно. От него не укроется ничего. Он все подмечает. Голова у него работает, как арифмометр: все просчитывает мгновенно. У Элси было такое чувство, что пронзительный взгляд Берта просвечивает ее насквозь, проникая в самые сокровенные мысли.
— Думай, что хочешь! — Элси понимала, что ее истерический тон вызывает подозрение, но ничего не могла с собой поделать. — Только не называй меня «моя милая»! Я давно уже не твоя милая. И никогда больше ею не буду!
— Вот тут ты права, — усмехнулся Берт. — Мы с тобой уже полчаса общаемся, и милой тебя назвать можно только с большой натяжкой. Впечатление такое, что ты меня просто убить готова.
— А чего ты ожидал?! — взорвалась Элси. — После того как ты со мной обошелся, было бы странно, если бы я бросилась тебе на шею и осыпала жаркими поцелуями.
— А ведь раньше, бывало, бросалась и целовала… — Его глаза как-то хищно блеснули. — И, насколько я помню, нам обоим это ужасно нравилось. Тем более что все обычно заканчивалось…
— Но теперь, к счастью, тебе остались лишь воспоминания, — резко оборвала его Элси, не желая даже думать о том, к чему приводили их жаркие поцелуи и страстные объятия.
Потому что всякий раз, когда она вспоминала о ночах, проведенных ими вместе, тело ее исходило сладостной истомой. А ведь прошел уже год… И сейчас Элси больше всего на свете боялась, что Берт это поймет.
И все-таки не вспоминать она не могла. Ведь никогда и ни с кем — Элси не сомневалась в этом — она больше не испытает ничего подобного. Когда Берт ее целовал — даже если это был простой поцелуй в щечку при встрече, — она «заводилась» мгновенно. Стоило им лишь прикоснуться друг к другу, и их страсть вспыхивала безудержным пламенем в считанные секунды.
— Да я, собственно, ни на что и не претендую… Пока…
Сейчас Берт походил на тигра, который лениво разлегся на солнышке и наблюдает за косулей, резвящейся неподалеку. И его хищная, вкрадчивая улыбка не вызывала никаких сомнений в том, что жертве недолго осталось радоваться жизни…
— Просто у меня хорошая память. Кстати, я бы не отказался от чашечки кофе, — без всякого перехода заявил он Элси.
— Тебе что, больше нечем заняться?!
— Честно говоря, нечем.
Элси поняла, что ей не удастся так просто отделаться от незваного гостя. Раздраженно передернув плечами, она пошла ставить чайник.
— Может быть, ты все-таки скажешь, зачем тебе понадобился мой отец? — спросила она, очень стараясь, чтобы ее вопрос прозвучал как бы между прочим.
— Он должен мне деньги, — просто ответил Берт и добавил, заметив, что Элси даже не изменилась в лице: — Но тебя это, похоже, не удивляет?
— Нет, не удивляет.
Элси знала, что у отца много долгов. Как только его увезли в больницу, их дом превратился в настоящий ад: кредиторы являлись едва ли не каждый день. Пришло также несколько писем из банка, в которых Юджину Прайсу предлагали срочно погасить задолженности по превышению кредита, не говоря уже о крупной ссуде, которую он так и не выплатил.
— Меня удивляет другое: что он взял деньги у тебя!
Элси грохнула чашку с кофе о стол, как бы делая ударение на последнем слове.
— Мои деньги — грязные, хочешь сказать? — Берт усмехнулся с неприкрытым цинизмом. — Ну еще бы! Вы, голубых кровей аристократы, боитесь ручки испачкать. Я правильно излагаю?
— Не говори ерунды! Папу просто смущали рассказы о твоей бурной юности, когда тебя забирали в полицию и все такое…
— Да, об этом даже в газетах писали. И статейки, должен заметить, были более чем красочными. Я признаю, что никогда не был святым, но ведь это обычное дело. Подростки — они все немного не в себе.
— Ты давно уже не подросток! Или ты хочешь сказать, что те мужчины и женщины… особенно женщины, которых ты откровенно использовал, чтобы пробраться наверх, тоже домыслы оголтелых газетчиков?
— А ты хочешь сказать, что твои родители — во всяком случае отец — предпочитали зарабатывать
