— Что ты сказал?
Голос Джесс был одновременно подозрительным и неуверенным.
Лоренцо тяжело вздохнул и провел руками по волосам, продолжая смотреть на Джесс взглядом христианского мученика.
— Я сказал, что ты не можешь так думать. Так нельзя.
— Я могу делать все, что хочу.
— Но, Джесс, моя любовь…
— Не называй меня так!
Сбросив жакет, Джесс совершила ошибку. Она все еще была в зеленом платье, надетом к обеду и годившемся только для жаркой Италии. Здесь, в Нью-Йорке, температура была значительно ниже, и обнаженная кожа Джесс покрылась пупырышками. Приходилось бороться с желанием растереть предплечья ладонями.
Лоренцо чувствовал себя не в пример лучше. Легкий пиджак, надетый на черную рубашку, надежно защищал его от холода. Это тоже обернулось против него. Джесс вложила в свои слова всю владевшую ею обиду и гнев. Сейчас ненависть была безопаснее любви.
— Клянусь, если ты еще раз назовешь меня так, я убью тебя!! Моя любовь… — na?eanoe?anee повторила она. — Моя любовь! Любовь! Ты не знаешь значения этого слова!
— Я знаю, что оно значит для меня! — рявкнул Лоренцо. — Оно значит, что я не могу позволить тебе уйти. Что без тебя я не могу спать, не могу работать, не могу жить! Без тебя моя жизнь пуста, невыносима! Я прожил так два с лишним года и не могу больше!
Эти слова громом отдались в мозгу Джесс. Сердце заколотилось так, что кровь бешено побежала по жилам и ударила в голову. Пришлось схватиться за ближайший стул, чтобы не упасть. Она сделала глубокий вдох и заставила себя говорить.
— Лоренцо, я не знаю, понимаешь ли ты то, что сейчас сказал. — Она старалась произносить слова спокойно и ровно, хотя испытывала сильное искушение выпалить их, чтобы поскорее избавиться от звона в ушах. — Но это очень похоже на объяснение в любви.
После этой фразы наступило напряженное молчание. Казалось, ему не будет конца. И без того измотанные нервы едва выдерживали. Казалось, то, что произошло в последнее время, содрало с нее кожу и сделало Джесс более уязвимой и беззащитной перед тем, что готово было обрушиться на ее голову. Она слишком боялась, чтобы надеяться.
— Лоренцо… — испуганно произнесла Джесс, не слыша ответа.
Стоявший перед ней мужчина слегка пошевелился, словно очнувшись после долгого сна. Скарабелли на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их снова, Джесс показалось, что они смотрят куда-то далеко- далеко.
— В любви, — осторожно произнес он, словно пробуя это слово на вкус. — В любви… Ну да, черт возьми, почему бы и не признать это?
Джесс не могла поверить своим ушам.
— Ты любишь…
Казалось, внутри Лоренцо что-то щелкнуло. Сбитый с толку, ошеломленный незнакомец куда-то исчез, и вместо него появился сильный и властный человек, которого Джесс хорошо знала. Его голова гордо откинулась, глаза стали холодными и острыми, как лезвие ножа.
— Я люблю тебя, Джесс. Всегда любил и боюсь, что всегда буду любить. Но это не значит, что я подчинюсь эмоциям. Я никогда не принимал решений под влиянием чувств и не собираюсь принимать их сейчас!
— В моем понимании это не любовь.
Любящий не говорит о страхе или подчинении. Он просто любит, вот и все…
— Похоже, ты сам не понимаешь, что говоришь.
— Господи, Джесс! — выпалил Лоренцо и в два быстрых, гневных шага оказался рядом. — Это ты не понимаешь, о чем говоришь!
Он протянул руку, взял Джесс за подбородок, заставил поднять лицо и начал так пристально изучать его, словно хотел запомнить на всю жизнь.
— Я не могу не любить тебя. Это от меня не зависит. С таким же успехом я мог бы приказать своему сердцу не биться, а легким не дышать. Думаю, я полюбил тебя с первого взгляда. Тогда мне показалось, что я умер и больше никогда не буду прежним.
Услышав эти хриплые слова, Джесс почувствовала, что ее сердце перестало стучать, все жизненно важные органы отказали, и она словно повисла в воздухе. Кровь застыла в венах, не давая пошевелиться. Мозг оцепенел. Она едва видела бледное, взволнованное лицо, бывшее совсем рядом, и смотрела в бездонные озера его глаз, пока окончательно не утонула в них.
Внезапно Лоренцо отпустил ее и вытянул руки по швам.
— Но я не поддамся этому чувству!
В другое время, в другой жизни она с наслаждением выслушала бы такое своеобразное объяснение в любви. Ее сердце пело бы от радости. Но сейчас слова Лоренцо произвели на нее совсем другое впечатление.
Одной рукой Скарабелли давал, а другой отнимал. Не успел он объясниться, как тут же взял свои слова обратно, полностью обесценив их. Он говорил то, что Джесс мечтала услышать два с половиной года, но это только усиливало боль.
— Не верю, что ты способен на это! — мучительно вырвалось у нее.
— Поверишь, — холодно пообещал он. — Если захочу, смогу. Тут у меня есть выбор. Я смогу решить, что мне делать с моими чувствами… если вообще позволю им влиять на меня.
— Влиять?
Она подняла руки и прижала пальцы к вискам, пытаясь справиться с пульсировавшей в них болью. Казалось, кто-то надел на ее голову стальной обруч и медленно, неумолимо стискивал его, доводя Джесс до безумия.
— Я… я не понимаю…
Лоренцо с досадой выпустил воздух сквозь сжатые зубы, отвернулся от нее, подошел к окну в виде фонаря и посмотрел на темную, пустынную улицу. Повторялась сцена, разыгравшаяся на второе утро после дня рождения Брендана, когда Скарабелли сказал, что Джесс никогда не станет его женой. И так же, как тогда, все его тело источало враждебность и нежелание ощущать ее присутствие.
— Я не позволю себе чувствовать эту любовь, — не оборачиваясь, сказал он. — Не позволю ей вторгаться в мой мозг, сердце или какой-нибудь другой орган, который, по словам всяких стихоплетов, способен испытывать эмоции.
— И тебе это удастся? — с ужасом спросила она, широко раскрытыми глазами глядя на его обычно сильную, бугрившуюся мышцами спину.
Внезапно Лоренцо повел широкими плечами, словно почувствовав ее взгляд. Он медленно повернулся, и Джесс вновь увидела холодную, бесстрастную маску. Другого ответа не требовалось. Она все поняла по побелевшим морщинам, окружавшим его нос и рот.
— Мои чувства — такой же факт, как то, что я итальянец, что у меня черные волосы, черные глаза и смуглая кожа. Они есть. Я ничего не могу с ними поделать. Но поскольку нужно как-то жить, я не позволяю себе сосредоточиться на этом. Я боюсь лифтов. Но не даю этому страху овладеть мной.
— Ты?..
Это совершенно неожиданное заявление заставило Джесс отвлечься от своих переживаний. Она застыла на месте и уставилась на Скарабелли. Неужели Лоренцо действительно признался в слабости? Невозможно было поверить, что он чего-то боится…
— Ты боишься?..
— Лифтов, — лаконично подтвердил Лоренцо и коротко кивнул, словно говоря: ну и что?
— Я знаю тебя столько времени, но никогда не догадывалась…
— Так и есть. Я чувствую страх, но не поддаюсь ему.
— И ты думаешь, что так же сможешь справиться со своим чувством ко мне?
— Не думаю, а знаю.
