загорелось энтузиазмом. Как он был красив в эту минуту! Он вдруг снова стал тем мужчиной, которого она запомнила со времени дорожного происшествия, – умным, острым на язык, разделяющим ее увлечение книгами и очарованность минувшими эпохами. Как она любила беседы с ним!
Впрочем, тогда, семь лет назад, их идиллия длилась недолго. Поврежденная лодыжка Дженис зажила, и он умчался в свой Лондон, с головой окунувшись в бизнес и романы с лондонскими красавицами…
– Меня всегда интриговало сослагательное наклонение в истории, – сказал Адам, – то, что по каким-то причинам не состоялось, и в особенности наследники престола, которые должны были стать королями, но умерли в юности. К примеру, у Генриха VIII был старший брат, Артур. Карл I тоже был вторым сыном. Когда я смотрю на их лица, то спрашиваю себя: а как бы могла развиваться история, если бы эти люди жили и дальше, взошли на трон, начали править?.. – Адам повернул к ней лицо, оно было сейчас спокойно, а синие глаза казались странно задумчивыми. – Кстати, ты в курсе, что у меня был старший брат?
– Был? Старший брат? Впервые слышу. Боже, Адам!..
– Нет, нет, я никогда его не видел, потому что он умер в младенчестве, когда ему было всего полтора месяца. Я никогда его не видел, но смерть его напрямую отразилась на мне.
– Каким образом?
– Самым прямым: именно мне суждено было стать единственным наследником этого поместья.
Судя по его ставшему неожиданно хмурым лицу, роль наследника казалась Адаму далеко не из самых приятных.
– Скажи, – осторожно спросила Дженис, – когда в начале своей карьеры ты основал собственную фирму по купле-продаже недвижимости, ты тем самым стремился получить хоть какую-то свободу выбора?
– По большей части – да. Хотя родители обеспечили мне необходимый достаток и освободили от необходимости думать о хлебе насущном, мне хотелось самому кое-чего добиться в этой жизни. Да и отец постарался вложить мне в голову понимание того, что богатство и высокое положение в обществе не только дают привилегии, но и требуют от их обладателя особой ответственности.
– Так вот кого я обязана благодарить за свое присутствие в этом доме, – с едкой усмешкой бросила Дженис, но при взгляде на Адама сердце у нее опасливо екнуло. – Я хотела сказать, что ты женился на мне исключительно из чувства ответственности за судьбу нашего будущего ребенка.
– Я женился бы на тебе и без нравоучений, которые читал мне отец, – отрезал он. – Мне не нужны ничьи советы, когда речь идет о моем ребенке!
В его категоричности недоставало убедительности. Казалось, либо ему неприятно было признать очевидное, либо о чем-то он недоговаривал.
– Благодарю вас за заботу о моем ребенке, мистер Лоусон, – пробормотала Дженис и осеклась, потому что Адам побагровел и закричал:
– Не нужна мне твоя благодарность, черт побери!
– А что же тебе нужно? – не сдавалась она.
– Мне нужна жена, – сказал он глухо. – Жена, которая… Которая для начала сумеет вместе с моей матерью выполнить роль хозяйки на предстоящих рождественских празднествах.
Дженис показалось, что она ослышалась.
– Роль хозяйки? На рождественских праздниках? Вместе с твоей матерью?
Скоропалительность свадьбы положительной своей стороной имела то, что Дженис общалась с Маргарет Лоусон по самому минимуму, а после свадьбы свекровь вообще уехала в очередное путешествие. При тех немногочисленных встречах, которые имели место быть, мать Адама держалась предельно любезно, но холодно, так что если она и имела сомнения по поводу выбора сына, то держала их при себе.
– Твоя мать будет здесь?
– Разумеется! – глухо отозвался Адам. – Здесь ее дом, и если она уехала, чтобы предоставить нам возможность пару-другую недель побыть наедине, то это еще ничего не значит. – Дженис вздрогнула. – Праздники – дело святое, и она просто не может не вернуться. Мама приезжает в среду, праздник – в субботу, так что она успеет помочь тебе приготовиться к праздничному вечеру.
– К праздничному вечеру? – Дженис вспомнила ежегодные рождественские вечера для детей из Гринфилда, вслед за которыми устраивался торжественный ужин для работников Поместья. И только теперь до нее дошел смысл сказанного Адамом.
– Я – хозяйка Поместья? Адам, но ведь только твоя мать имеет право…
– Мама имеет богатый опыт по проведению таких вечеров и с радостью передаст его тебе. Насколько я знаю, в нашем городке ждут не дождутся, когда же ты появишься перед ними в этой роли. Конечно, это ответственная вещь – первое появление на публике молодой хозяйки Поместья, но именно в этом тебе и поможет она.
Боже, но разве эта роль – по мне? – в страхе спрашивала себя Дженис. Разве она сможет стоять рядом с Адамом и принимать бесконечные поздравления, единственная из всех зная, что он взял ее в жены исключительно из чувства долга!
– Эта роль явно не по мне!..
– По тебе! Если ты – моя жена…
– Жена только по названию!
– Если ты моя жена, – спокойно и неумолимо повторил Адам, – то ты будешь вести себя так, как этого требуют обстоятельства. Пусть ни у кого ни на минуту не возникнет сомнения, что наш брак свершился не на небесах!
– Но…
– Никаких «но», Дженис, – неумолимо ответил Адам. – Все знают, что моя помолвка в Оливией Андерс была ошибкой, но подумать то же самое о моем браке с тобой я не позволю никому на свете!
Дженис подумала, что вольно или невольно он ответил на вопрос, мучивший ее все это время. Отказ Оливии явился весьма болезненным ударом по мужской гордости Адама, а то, что его неудача на все лады обсуждалась в Гринфилде, еще больше уязвило его. Стремясь к реваншу, он представил их с Дженис вынужденный брак как союз по любви, «заключенный на небесах», пользуясь его же собственным выражением. Теперь становилось понятно, почему он до сих пор не сказал своей матери о ребенке. Именно поэтому ему понадобилось разыгрывать сцены любовной страсти перед экономкой! Дженис была для Адама орудием самоутверждения, и он использовал ее вынужденную зависимость от него для того, чтобы внушить всему свету, какую идеальную пару они составляют.
– Я ясно выразился? – грозно произнес Адам.
– Более чем, – ответила Дженис. – Но как долго будет продолжаться этот фарс? В конце концов… – рука ее инстинктивно легла на живот, – притворство не может быть вечным. К весне правда, как бы мы ни скрывали ее, вылезет на свет!
Синие глаза Адама были где-то далеко, и Дженис на миг показалось даже, что он ее не слышит. Но, разумеется, он ее слышал.
– Я не собираюсь ни с кем играть в прятки, – заявил он. – Просто хочу дождаться подходящего момента для окончательного выяснения наших отношений. Всему свое время.
– Что бы ты ни говорил, – с горечью бросила Дженис, – все дело в другом: вынужденный брак трудно вписывается в сказку о романтическом союзе двух влюбленных сердец.
– Это не вынужденный брак! – сказал Адам, устало закрыв рукой глаза.
– Я уже слышала это, – упрямо твердила Дженис. – Осталось доказать это остальным.
– Для этого тебе надо играть свою роль как положено, больше ничего. Кстати…
Дженис перебила его.
– Тебе ведь придется перебраться в мою спальню, Адам. Если твоя мать по приезде обнаружит, то мы спим порознь, в разных спальнях, ей это покажется по меньшей мере странным. – Как всегда, когда речь заходила о свекрови, Дженис неудержимо тянуло на грубость, но Адам был явно не в том настроении, чтобы продолжать словесную перепалку. Впрочем, очередной маленький укол она себе позволила. – Мне кажется, – добавила Дженис невинно, – что твоя мать, как и весь Гринфилд, рано или поздно узнают о наших истинных отношениях со слов миссис Франклин, как раньше узнали о грандиозном вечере по случаю твоей намечавшейся помолвки с Оливией.
– Миссис Франклин знает, о чем можно говорить, а о чем нельзя, – усмехнулся Адам. – Если ты обратила внимание, о разрыве помолвки в Гринфилде узнали совсем из других источников. Лайза знает, за что
