сердце так сильно и громко забилось, что она испугалась, что оно выдаст ее.
Усилием воли Николь перевела взгляд на коричневый бумажный пакет в его руках.
– Что это?
– Кое-что, облегчающее участь страждущих, – горячие лепешки с сыром. Попробуй.
Николь без лишних слов взяла хрустящее слоеное пирожное и, откусив, округлила от восторга глаза.
– Какая прелесть! – воскликнула она с полным ртом.
– Вкусные, правда? – Мартин тепло улыбнулся, увидев ее сияющее лицо. – Эти сделаны с сыром «рикотта», а те – с луком и горохом. Давай, давай, бери еще.
Но Николь уже почти не слышала Мартина, увидев его улыбающимся, ей показалось, будто вся улица с огнями и музыкой, зрителями, всей процессией отошла на второй план и скрылась в тумане, превратившись в расплывшуюся точку где-то в дальнем уголке ее сознания. У нее перехватило дыхание.
Весь мир теперь материализовался в этом человеке, в его голосе и теплоте золотистых глаз, кажущихся бездонными, и девушка почувствовала, что еще немного, и она нырнет в них и поплывет далеко-далеко, по волнам прекраснейшего из морей пылких страстей.
Мэг права – она попала в самую точку: Николь смотрела на все не с того конца.
– Я ненавижу его! – заявила Николь, но сестра не раз журила ее, что в запальчивости она может наговорить массу глупостей и часто совершенно противоположное своим внутренним ощущениям.
У нее голова пошла кругом. Она стала судорожно пытаться сосредоточиться на совершенно новом восприятии фактов, как бы играть в «перевертыши».
Она не ненавидит Мартина, а любит его. Только с ним она впервые поняла, что такое настоящая любовь. Это же чувство полностью изменило жизнь и быт ее сестры, которая ради любимого бросила все и даже перебралась в чужую страну. Это очень хрупкое и в то же время сильное чувство, переворачивает все с ног на голову. Вместе с ним попадаешь в мир, где становятся ненужными некогда дорогие тебе ценности и убеждения, – мир, который с некоторых поглотил и ее, Николь, настолько, что способность мыслить рассудительно и рационально – ее недавняя гордость! – превратилась в ненужный хлам. Чувство, олицетворяющее радость и счастье жизни, теперь возымело безраздельную власть над всем.
Но, живя больше умом, чем сердцем, рассматривая все сквозь призму логики, да еще при своей зажатости и скованности, Николь не смогла разобраться в себе и понять, что же на самом деле произошло.
– Николь? – в недоумении окликнул ее Мартин.
«Боже, только бы он не спросил, что со мной, – всполошилась она. – Что я ему отвечу?!»
Теперь Николь ясно представляла, что у нее на душе. А Мартин? Как он относится к ней? Новые волнующие сомнения внесли необыкновенно живительную струю. Она больше не дрожала от прохлады вечера, наоборот, ее щеки пылали, и Николь молила Бога, чтобы в темноте Мартин не разглядел происшедших с ней перемен. И все же внутреннее напряжение, вызванное желанием физической близости, не отпускавшее ее ни на минуту, было настолько велико, что, ей казалось, они обязательно дойдут до него в виде исходящих от нее флюидов. Это уже случилось тогда, в среду, до того как она по собственной глупости порвала ту тончайшую связующую их ниточку. Но сейчас, когда Мартин полностью удовлетворил свое уязвленное самолюбие, уловит ли он их еще раз?
– Николь?
– Прости… я не… я…
Николь не знала, что сказать, как ответить. Пытаясь придумать какое-нибудь объяснение, она невольно бросила взгляд на представление, которое уже, по-видимому, приближалось к концу. Ее внимание привлекли носильщики, остановившиеся прямо перед ними. Увидев ужасную картину распластанного на постаменте Иисуса Христа, снятого с креста, она вскрикнула, закрыв рот руками, и замерла. Изваяние казалось настолько натуральным, что при виде его у нее в памяти всплыло самое страшное…
– Николь! – снова окликнул ее Мартин е тревогой в голосе. – Что с тобой?
– Дэвид…
Ее лицо стало мертвенно-бледным, дрожащей рукой она указала на изваяние.
– Ну, говори, – приказным тоном скомандовал Мартин. – Николь, скажи наконец, что случилось? – Потребовал он, слегка встряхнув ее за плечи, но она с ужасом продолжала смотреть на мрачную статую.
– Дэвид…
Слова, застряли у нее в горле, смешались между собой, образовав плотный комок, и никак не давали друг другу возможности выбраться.
– Дэвид… он… умер…
– Как?!
На мгновение Мартин стал таким же бледным, как и она, но, увидев ее безумный взгляд, быстро взял себя в руки.
– о Боже… Николь!
Он обнял девушку за плечи и, бережно поддерживая, повел сквозь толпу, подальше от проходящей процессии.
– Давай, Калипсо, пошли отсюда.
Глава 12
– Как ты считаешь, у тебя еще есть желание поговорить со мной? – уже в машине спросил Мартин. Отвернувшись от Николь, он смотрел вниз, на море, где легкие переливавшиеся в лунном свете волны разбивались о камни крутого, скалистого берега, на краю которого они остановились. – Я имею в виду Дэвида, – пояснил он, не услышав от нее ответа.
Николь с легкой грустью улыбнулась. Да, конечно, она готова рассказать ему о Дэвиде. Теперь она спокойно может говорить о своём прошлом – оно очень долго было ее настоящим и даже будущим. В этом- то и заключалась причина всех ее бед. Но Мартин ждет от нее каких-то слов… Что ж, пусть Дэвид будет отправной точкой…
– Дэвид и я… – начала она тихо и замолчала. Он обернулся, и у нее защемило сердце, увидев, как в свете луны блеснули его глаза.
«Я люблю тебя!» – чуть не сорвалось у нее е языка то главное, что ей безумно хотелось не сказать, а даже крикнуть. Но кто знает, какая пропасть существует между ними. И даже если прошлое уже позади, будет ли у них будущее? В конце концов, Мартин никогда и словом не обмолвился о любви. И вообще все его разговоры всегда сводились к сексуальным отношениям. Более того, он не скрывал, что они не дают ему покоя, и ради них он пошел на всяческие ухищрения, и, что обиднее всего, воспользовался оружием, которое она сама невольно вложила ему в руки. Но даже смотря на вещи с этой стороны, Николь в глубине души сознавала, что, если Мартин предложит ей только постель, она не сможет отказаться. Но сначала она расскажет ему о Дэвиде.
– Я уже говорила тебе, все думали, что мы поженимся. – Теперь ее голос стал решительным, ибо она была сильна в своей уверенности. – Моим родителям Дэвид в качестве мужа казался идеальным: обеспеченный, надежный, с прекрасной работой… – Она запнулась. – Теперь я занимаю его место.
– Не расстраивайся, – подбодрил Мартин, заметив в ней мгновенную перемену настроения. – И, главное, не торопись – у нас вся ночь впереди.
«Посвятить разговорам всю ночь? – с грустью подумала про себя Николь. – Но потом? Что будет потом? Ох, какая мука спокойно сидеть рядом с ним и еще о чем-то думать, если всем своим сердцем она чувствует дыхание Мартина, любое движение его сильного, стройного тела…»
– Казалось, наше будущее предопределено, но, когда Дэвид сделал мне предложение, меня вдруг пронзила мысль, что, хоть мы почти никогда и не расставались – вместе развлекались, вместе работали, – мне так и не удалось хорошенько узнать его. Как-то так само собой получилось, что, когда он попросил меня стать его женой, я посмотрела на него совсем другими глазами и поняла, что не смогу принять его предложение. Он…
Николь быстро заморгала, подавляя слезы.
– … Воспринял твой отказ очень болезненно. – Мартин пришел ей на помощь.
– Да. – Николь содрогнулась, вспомнив, что последовало после их разговора. – Точнее, он просто
