— Я сам займусь этим. — Вот все, что он удосужился произнести, но сухой тон его голоса говорил сам за себя.
Какая нелепость! — раздраженно подумал Франческо. Ведь он твердо решил соблюдать дистанцию, знал, что если будет держаться от Роберты подальше, то сможет контролировать себя. Необходимо было избегать искушения оказаться настолько близко, чтобы ощутить легкий цветочный запах ее шампуня, увидеть темные круги вокруг прекрасных глаз. И вот уже сердце его забилось быстрее, пульс участился. Необходимо взять себя в руки, и как можно скорее!..
Неужели так будет всегда? — подумала Роберта, чувствуя себя совершенно несчастной. Неужели она навсегда останется столь чувствительной к присутствию Франческо, к теплу и запаху его тела? Вчера, в его объятиях, ей показалось, что ее место именно там, что другого просто не может быть.
Однако на место в объятиях Франческо, как и в его жизни, прав у нее больше не было, если они вообще когда-либо существовали. Он никогда не любил ее по-настоящему, для него их брак был чисто коммерческим предприятием, способом поскорее достичь своей цели.
Не в силах больше выносить близости Франческо, она рывком поднялась.
Он смотрел на нее, не пробуя удержать или хотя бы коснуться в ответ. И Роберта не могла понять, радует ее это или огорчает.
— Сейчас приготовлю еще, — сказала она, хватаясь за любую возможность, лишь бы чем-то заняться, и открыла дверцу холодильника. — О Боже, молока-то нет! — Она совершенно забыла, что Франческо пьет только черный кофе, и изображала деловитую сосредоточенность, лишь бы не обнаружить царящей в душе паники. — Но не беспокойся. Наверняка к этому времени молоко уже доставили.
Роберта очень надеялась, что, пока дойдет до двери, успеет хоть немного опомниться и успокоить учащенное сердцебиение.
Ничто больше не предвещало каких-либо неприятных сюрпризов. Не было никаких признаков, свидетельствующих о чем-то необычном, выбивающемся из повседневности. Ни топота ног, ни звука голосов. В общем, обычное субботнее утро, когда на улицах можно встретить лишь людей, прогуливающих собак или вышедших купить утреннюю газету.
Поэтому, открывая дверь, Роберта оказалась совершенно не готова к представшему ее глазам столпотворению…
5
Первое, что ее ошеломило, был свет. Неожиданные, яркие вспышки, похожие на разряды молний, только без следующих за ними раскатов грома. И странные звуки — щелканье и жужжание, источники которых были ей непонятны.
Вспышка! Щелчок! Вспышка!
А потом настала очередь голосов.
— Роберта, сюда, милочка!
— Мисс Стаффорд, встаньте, пожалуйста, вот тут!
— Роберта, не могли бы вы сказать несколько слов?
Она замерла как вкопанная возле стоящей на крыльце бутылки молока, щурясь от очередной серии фотовспышек.
— Так что же, Роберта, это действительно правда?
— Неужели вы на самом деле… — Конец фразы утонул во внезапно возникшей суматохе, когда кто-то из толпы выдвинулся было вперед, но был отпихнут в сторону.
— Роберта, улыбнитесь!
Неясные силуэты, мелькающие перед глазами, начали приобретать более-менее четкие очертания, хотя вся ситуация в целом по-прежнему была лишена для нее всякого смысла.
Фоторепортеры, сотни фоторепортеров — так, по крайней мере, показалось Роберте поначалу. Толпа мужчин и женщин, стоящих и сидящих на корточках. Некоторые даже принесли с собой стремянки, чтобы занять наиболее выгодную позицию и обеспечить наилучший обзор. В руках у многих странные предметы, в которых угадывались микрофоны, виденнные Робертой на телевизионных интервью… и фото — и кинокамеры!
— Давайте, дорогуша… смотрите сюда!
— Улыбнитесь, разве вам трудно? В конце концов он, должно быть, стоит миллионы…
— Кто… кто вы такие? — попыталась выяснить Роберта, но никто и не думал отвечать ей.
— Так где вы с ним познакомились?
— Как долго это длится? Когда вы планируете сделать официальное заявление?
Слово «заявление» прозвучало столь многозначительно, что, казалось, будто его написали большими жирными буквами прямо в пищухе, а не всего-навсего произнесли.
— Какое еще заявление? О чем?
— Перестаньте, Роберта, к чему это? Не стоит темнить…
Нельзя было не почувствовать, что общая атмосфера стала из дружеской какой-то совсем другой, находящейся на противоположном конце эмоционального спектра. Роберта ощутила неуверенность, даже страх… Ей начало казаться, будто перед ней толпа линчевателей. По всей видимости, собравшимся здесь людям даже и в голову не приходило, что она действительно не имеет ни малейшего представления о том, что они тут делают.
Схватив бутылку молока и крепко прижав к груди на манер щита, Роберта остановила взгляд на стоящей в переднем ряду женщине и попыталась улыбнуться.
— Может, вы мне скажете, что здесь происходит?
Однако если она думала, что нашла себе союзника, то сильно ошибалась.
— О, бросьте, Роберта! Не будьте такой робкой! Теперь о вашей тайне известно всем. Вы и Великолепный сицилиец — фигуры публичные. Так что же все-таки это значит — быть очередной избранницей Божественного Франческо?
Франческо. Это имя возымело свое действие, даже несмотря на то, что Роберта по-прежнему ничего не понимала.
Божественный Франческо. Великолепный сицилиец. Эти прозвища были ей знакомы, она часто видела их в газетах еще до того, как познакомилась с Франческо. Разделы светской хроники, колонки сплетен, журналы, специализирующиеся на знаменитостях, — все они изобиловали историями о Великолепном сицилийце и его любовных похождениях. Эти истории преследовали Роберту все время ее карикатурного замужества — нельзя было открыть газету или включить телевизор без того, чтобы не узнать о нем что- либо новенькое.
Она могла бы сказать репортерам, что все они идут по ложному следу. Что женщины, с которыми Франческо появлялся на публике, служили лишь прикрытием, своего рода отвлекающим маневром. Он просто создавал видимость множества любовных связей для того , чтобы отвлечь внимание прессы от своей настоящей жизни — и такая тактика, похоже, срабатывала, потому что никто, даже Роберта, ни о чем не догадывался.
— Но это не так! — возразила она, приходя в ужас от того, что они, по всей видимости, думали. — Я вовсе не…
— Перестаньте валять дурака, Роберта! Мы все знаем. Так где же он сам?
— Я здесь!
Раздавшийся позади нее голос был холоден, спокоен и расчетливо резок, и он обеспечил Франческо напряженное внимание толпы и полную тишину. В то же самое время на плечи Роберты осторожно, но уверенно легли две сильные руки.
— Так что вы хотели узнать? Воцарившаяся было тишина взорвалась выкриками журналистов, жужжанием и щелканьем камер, вспышками фотоаппаратов. Толпа, подавшись вперед, хлынула на ступеньки, заставив Роберту невольно податься назад, однако руки Франческо удержали ее на месте.
— У вас есть пять минут.
Позднее Роберта пыталась восстановить в памяти, длилось ли это действительно пять минут. Лично ей показалось, будто прошла целая жизнь. Жизнь, заполненная яркими вспышками фотокамер, гулом голосов, громогласно задающих вопросы, которые она почти не понимала.
Франческо отвечал на вопросы, и ответы его были так же лживы, как и то, что он сообщил вчера
