В глубине души девушка была потрясена тем, насколько верно и тонко Адамc почувствовал ее состояние, но это не предвещало ей ничего хорошего. Она ощущала себя открытой и уязвимой. Замешательство не позволяло ей возразить или перевести разговор на другую тему. На ее счастье, как раз подоспел официант и принес ей и Грегори основное блюдо: два огромных бифштекса с овощным гарниром. Минут пять в напряженной тишине они дегустировали сочное мягчайшее мясо, пили терпкое красное вино и выжидательно смотрели друг на друга. Наконец Грегори снова заговорил:
— Я тогда еще подумал, что в вас сидит какое-то предубеждение на мой счет, что вы знаете или слышали обо мне нечто такое, что вызывает у вас отвращение, но, с другой стороны, невооруженным глазом было видно, что я вам необходим. Вы с трудом контролировали себя: то старались быть мягкой, то внезапно говорили резкости.
— Да ничего подобного! — раздраженно воскликнула девушка, со всей силы втыкая вилку и нож в остатки бифштекса.
— Единственное, — продолжал Грегори, не обратив внимания на ее раздраженный выпад,— что я понял во всей этой истории, так это странную связь между мной и вашим отцом, которую вы обнаружили и коей были неприятно удивлены. У вас к нему, как я понял, двойственное отношение, соответственно и ко мне такое же.
— Ничего подобного! Я только вскользь упомянула о вашем сходстве.
— Ну не будем спорить. Вся эта история начинает напоминать снежный ком, который по мере своего движения вниз по склону приобретает все более гигантские размеры. Возможно, это прозвучит резко, но если вы все еще хотите, чтобы я сопровождал вас, то будьте так любезны прояснить ситуацию.
— Прояснить ситуацию...— задумчиво повторила Патриция.
Она чувствовала себя припертой к стенке, загнанной в угол. Адамc так мастерски разыграл партию, что не оставил ей пути к отступлению. Но изливать душу постороннему человеку казалось ей полнейшим безрассудством. Открыться ему значило сдаться без борьбы.
— Мистер Адамc,— собрав все свое мужество, произнесла она.— Вы слишком все усложняете. Все нюансы моего поведения, моего отношения к вам и, если хотите, к моему отцу не имеют принципиального значения.
— А я думаю по-другому, — холодно и настойчиво возразил Грегори.— Вот представьте себя на моем месте. Меня покупает какая-то женщина, которая хочет, чтобы я в течение суток или более короткого отрезка времени разыгрывал безумно влюбленного в нее мужчину, а потом катился прочь на все четыре стороны. Вы не находите, что это довольно унизительно? — Все было логично, не подкопаешься, и Патрицию охватила паника. — Я считаю, что вы должны предложить мне нечто большее, чем просто расплывчатые отговорки типа «это не имеет принципиального значения»,— передразнил ее интонацию Грегори.
Это была последняя капля, которая привела Патрицию в ярость.
— Я никому и ничего не должна, мистер Адамc! — бросила она ему в лицо с плохо скрываемой злостью.
— По-моему, мы договаривались, что вы зовете меня просто Грегори, — язвительно заметил сидящий напротив нее мужчина.
— Ни о чем мы с вами не договаривались! — раздраженно перебила его Патриция, уже не заботясь о том, что разговор на повышенных тонах явно привлекает внимание людей, сидящих за соседними столиками.— Я просто сообщила вам, что вы должны сделать.
— И думали, что я буду безропотно выполнять ваши ценные указания?
— Я ничего не думала, я была просто уверена в этом. Я именно за это и заплатила, в конце концов.
— Старая песня,— поморщился Грегори, словно почувствовав во рту что-то горькое. — Да, леди, вы меня купили и теперь я имею определенные моральные обязательства перед вами и учредителями аукциона. Но это не дает вам права использовать меня в своих корыстных интересах и на свое усмотрение, как какого-то биоробота. Давайте на секунду представим, что вместо вас меня на сутки выкупил психически больной человек и приказал мне за двадцать четыре часа, пока я нахожусь в его полном распоряжении, убить определенное количество людей. Я что, по-вашему, должен сделать это?
— Ну что вы передергиваете! — возмутилась Патриция.
— Я не передергиваю, Пат, а пытаюсь объяснить вам причины своей настойчивости и, если честно, уже устал это делать. Таким образом, или вы сейчас же в этом уютном ресторане, в спокойной обстановке, рассказываете мне все, или я умываю руки и ухожу, а вы пойдете на свою вечеринку без сопровождения и будете кусать локти всю оставшуюся жизнь. Выбор за вами, моя прекрасная леди!
5
Патриция сидела за столиком одна и нервно курила. Грегори нарочно оставил ее, чтобы дать какое-то время на размышление, а сам отправился в центр зала к посеребренной этажерке на колесиках, на которой были расставлены дивной красоты торты, пирожные, желе и муссы. Этажерку закрывал прозрачный стеклянный колпак со встроенной системой охлаждения. Иногда официанты возили ее между столиков, предлагая посетителям выбрать понравившееся им лакомство, но чаще всего она неподвижно стояла у всех на виду, как бы напоминая, что переедать не стоит, а нужно еще оставить место для десерта.
Девушка краем глаза наблюдала, что Грегори уже выбрал сладкое себе и ей и о чем-то оживленно разговорился с официантом. Потом огляделась по сторонам: люди вокруг нее, как ни странно, улыбались, непринужденно болтали и наслаждались жизнью. Наверное, подумала Патриция, из всех присутствующих у меня самая кислая физиономия. И, наверное, я единственная, кому здесь выдвинули ультиматум.
Тем временем Грегори Адамc вернулся и снова сел напротив. Официант принес ему яблочный пирог со взбитыми сливками, а ей крем-карамель.
— Ну что, Пат, каков ваш ответ? — уже без вызова, мягко и вкрадчиво спросил он.
Дать ответ ей по-прежнему было нелегко. С одной стороны, несмотря на возникшие осложнения, план посетить Оксфордшир вместе с Адамсом был все еще актуален. Тем более что она все больше убеждалась, что, выбрав этого человека, попала в яблочко. Он был равным по силе ее отцу, разумеется, не в физическом, а в духовном плане. У них был один и тот же стержень, сила воли, напор. И того и другого сломать было совершенно невозможно. Но, с другой стороны, чувствовать себя побежденной было невыносимо.
— Время идет, моя дорогая, мне нужен ответ, — снова нетерпеливо потребовал он.
Не в силах от волнения и напряжения произнести ни слова, девушка неопределенно покачала головой, так что бриллиантовые серьги в ее ушах заплясали.
— Ясно! — ледяным голосом отрезал Грегори, расценивший это непроизвольное движение как отказ. Он резко отодвинулся от стола и попытался встать с явным намерением уйти. Патриция не на шутку испугалась, что он и впрямь уйдет, и в порыве отчаяния вцепилась левой рукой в его запястье.
— Не уходите, останьтесь, пожалуйста,— шепотом стала умолять его она.
Чопорная пожилая дама, сидевшая неподалеку, заметила, что рядом с ней происходит нечто интересное, и, словно любопытная гусыня, вытянула шею.
— Не волнуйтесь, мадам, ситуация под контролем. — Грегори зловеще зыркнул, и дама поспешила уставиться в свою тарелку.
Правда, Патриция не заметила всего этого, она исступленно смотрела на свои побелевшие от напряжения костяшки пальцев, которые почти мертвой хваткой держали смуглую руку мужчины. Больше всего на свете она боялась, что он небрежным жестом освободится от нее и не оглядываясь уйдет. Наконец он немного успокоился и, как ей показалось, довольно жестко скомандовал:
— Выкладывайте.
В горле у девушки совсем пересохло, и она заговорила сдавленным хриплым голосом:
— Честно говоря, я даже не знаю, с чего начать. Боюсь, вам нелегко будет понять меня. Мужчинам вообще это трудно понять...
— Ну не делайте нас такими уж несообразительными,— спокойно сказал Грегори.— Лучше глотните
