— В этом городе я уже забыла вкус дождя, — продолжила она.
— У дождя нет вкуса, — машинально возразил Питер.
— У вас просто нет времени, чтобы почувствовать его, — улыбнулась Эйлин. — Идите сюда.
Она протянула ему руку, и Питер, не долго думая, взял ее мокрую ладонь.
— Вставайте здесь.
Питер повиновался.
— А теперь запрокиньте голову и закройте глаза. Постарайтесь забыть о том, где вы находитесь. Что вокруг машины, люди и небоскребы. Представьте себе что-нибудь приятное. Зеленый луг, синее небо. Идет дождь, но ярко светит солнце, и вы знаете, что вскоре на небе появится радуга, и если добежать до ее конца, то можно увидеть, где маленькие гномы прячут горшочек с золотом…
Эйлин говорила все тише и тише, и Питер словно наяву видел картины, которые она описывала. Дом его тетушки в Ирландии, мычание коров в хлеву, теплый запах свежевыпеченного хлеба, крупные капли росы на траве и волшебные истории о гномах и эльфах, которые во множестве знал дядюшка Бриге, садовник.
Питер вздохнул полной грудью и открыл глаза. Перед ним по-прежнему был Нью-Йорк, безрадостное серое небо вместо ясной лазури, бетон, стекло и асфальт вместо зеленого луга.
Но, тем не менее, пелена дождя преобразила и этот город. Питер чувствовал — что-то изменилось. То ли внутри него, то ли снаружи…
— Теперь вы понимаете меня?
Голос Эйлин вывел его из забытья. Питер виновато оглянулся на девушку. Теперь она будет потешаться над ним. Но ни тени насмешки не было заметно в ее изумрудных глазах.
Только сейчас Питер заметил их необычный цвет.
— У вас зеленые глаза, — пробормотал он, повинуясь внезапному порыву. — Я думал, карие…
Если бы у него было время подумать, он бы понял, что ему не должно быть никакого дела до цвета глаз Эйлин Донахью. Но сейчас все было другим, и ему не хотелось взвешивать каждое свое слово.
— Многие так думают. У меня слишком смуглая кожа, — серьезно произнесла Эйлин. — Но что за ирландка без зеленого цвета?
Питер улыбнулся. Они постояли еще немного молча. Питер то и дело косился на изящный профиль стоявшей рядом Эйлин, на ее тяжелые намокшие косы. Вдруг он увидел, что девушку бьет мелкая дрожь. Августовский дождь был свеж и прохладен, а на Эйлин был всего лишь легкий плащ.
— Вы замерзли? — спросил он девушку.
— Наверное, да, — призналась она.
— У меня тут машина неподалеку, пойдем; те, — предложил он и, не дожидаясь ответа Эйлин, взял ее за руку и потянул за собой.
Они сели в машину. Эйлин молчала, и Питер боялся даже посмотреть в ее сторону. Только сейчас он начал осознавать, что произошло.
Он стоял под проливным дождем рядом с Эйлин Донахью и слушал ее завораживающий голос, а теперь она сидит в его машине…
Питер медленно повернул ключ зажигания.
— Я могу добежать до метро, — проговорила Эйлин глухо.
Питера поразило то, что она догадалась, о чем он думает. Неужели ей тоже неловко?
— Ерунда, — натужно засмеялся он. — Я довезу вас, куда скажете. Вы совсем промокли.
— Это неважно, — прошептала она и обхватила себя руками.
— Вы можете простудиться, — продолжал Питер.
И словно в подтверждение его слов Эйлин оглушительно чихнула.
— Вот видите. Вам надо срочно домой, выпить чего-нибудь горячего.
— Я умею готовить изумительный глинтвейн, — сказала Эйлин. — Хотите?
И второй раз за день Питер Данн совершил необъяснимый, нелогичный поступок.
— Очень хочу, — честно сказал он и посмотрел прямо в глаза Эйлин.
Через двадцать минут они подъехали к дому Эйлин. Питер отметил про себя, что она живет в очень бедном квартале. Почему? Он знал, что семья Эйлин была весьма состоятельна. Что заставляет ее влачить нищенское существование, в то время как она могла бы жить в собственном особняке?
По-прежнему лило как из ведра, и Питеру с Эйлин пришлось бежать до подъезда. Они доехали до восьмого этажа в скрипучем, дурно пахнущем лифте, а потом долго шли по узкому коридору, заставленному домашним скарбом. Но Питер видел, что Эйлин обращает мало внимания на убожество, царящее вокруг. Она существовала вне этого мира. Она была выше его.
Наконец Эйлин остановилась у обшарпанной двери и достала ключ.
— Пришли, — шепнула она, и озорная улыбка осветила ее лицо.
Она явно смотрела на все происходящее, как на забавное приключение, и Питер расслабился. Он в любой момент мог повернуть назад, но почему-то ему казалось, что сейчас нет ничего заманчивее, чем пить глинтвейн в крохотной квартирке рабочего квартала Нью-Йорка вместе с женщиной, которая вызывала в нем столь отрицательные эмоции.
Квартира Эйлин выгодно отличалась от всего дома, и Питер понял, что это целиком ее заслуга. В комнате стояла большая кровать, застеленная пестрым покрывалом. Несколько мягких подушек, явно взятых Эйлин из прошлой жизни, были небрежно раскиданы на нем. Ситцевая занавеска отделяла импровизированную кухню от жилой комнаты, в которой помимо кровати был еще большой облупившийся шкаф и хромоногий столик, приставленный к окну.
Скудную меблировку завершали два высоких табурета.
И она здесь живет, мелькнуло у Питера сожаление. Невозможно…
Однако Эйлин не чувствовала ни неудобства, ни смущения. Глядя на нее, можно было подумать, что она всю жизнь прожила в таких комнатенках и привыкла готовить себе еду на примусе.
— Вы позволите, я переоденусь? — спросила она Питера.
Он кивнул и только сейчас заметил, что она уже прижимает к себе какую-то сухую одежду.
Эйлин заперлась в ванной, и Питер услышал звуки льющейся воды.
Ну это как минимум на час, подумал он с легкой насмешкой. А чем же заняться мне?
Однако не прошло и двух минут, как Эйлин вышла из ванной в длинной светлой юбке и рубашке с коротким рукавом. Ее одежда (видимо, привезенная из дома) странно контрастировала с убогой обстановкой квартиры.
— Ой! — Эйлин прижала ладошку ко рту. Какая я глупая! Вы ведь тоже насквозь промокли…
Удивительно, что он и сам об этом не подумал. Питер лишь развел руками.
— У меня нет ни одной мужской вещи, сказала она растерянно.
— Было бы странно, если бы они у вас были, — улыбнулся Питер.
Его не покидало ощущение, что все это происходит не сейчас и не с ним. Кто-то другой стоит в квартире Эйлин Донахью в промокшей насквозь одежде. Кто-то другой не может оторвать глаз от Эйлин, которая распустила влажные волосы по плечам, и они, постепенно высыхая, уже начали завиваться в колечки. Кто-то другой всерьез говорит:
— Но, может быть, у вас найдется какой-нибудь халат или большое полотенце?
— Конечно! — воскликнула Эйлин.
Она открыла шкаф и вытащила оттуда и то, и другое. Питер взял одежду из ее рук, прошел в ванную и, задвинув дверную щеколду, начал раздеваться. Потом он включил воду и несколько минут смотрел на то, как она стекает в тронутую ржавчиной ванну. Все вокруг было отвратительно. Мрачные стены, выкрашенные темно-коричневой краской, рассохшаяся тумбочка и большая побитая эмалированная ванна.
Наверняка тут часто отключают горячую воду, думал Питер, стоя в ванной под душем.
Как же Эйлин живет здесь? Я не смог бы пробыть тут ни минуты.
Питер не замечал того, что он находится в квартире Эйлин уже добрых двадцать минут и не только не пострадал от этого, но даже и не помышляет об уходе…
Было так приятно стянуть с себя мокрую одежду и согреться под теплой водой… Питер тщательно вытерся и примерил халат, поданный ему Эйлин. Из узкого продолговатого зеркала на стене на него глянул
