будете ходить в штатском. Устройтесь все так, чтобы уехать через неделю. А до тех пор вы будете каждый день приходить на инструктаж к майору З…
На следующий день, больше из любопытства, я отправился к этому майору, возглавлявшему шпионскую школу. Это был немецкий «агреже», внештатный профессор, и, по моему мнению, он зря старался ради жалких результатов. Потому что ловкость и смекалка должны быть у разведчика в крови, а если их нет, то никакая школа этому не научит. Я посетил на эти курсы всего три раза.
В первый день: введение в немецкую армию — но я знал ее куда лучше профессора.
Второй день — теория симпатических чернил. Одни из них проявляются при нагревании, для других требуются специальные реактивы. Вывод: абсолютно безопасных невидимых чернил не существует, потому что все они уже известны. Немцы утверждают, что у них есть что-то совершенно новое, а одна из союзнических служб заявила, что они больше не обременяют себя флаконами с жидкостями, всегда вызывающими подозрения. Они разработали носки, галстуки, платки, пропитанные определенными веществами, которые растворяются в воде и образуют невидимые чернила, пригодные к немедленному использованию. Достаточно окунуть обработанный предмет в тазик или в раковину, как будто для стирки.
— Ну, а на третий день? — спросил я Ги.
— Я уже точно не помню. Но, в общем, все свелось к пяти советам, полным глубочайшей мудрости:
1. Нужно точно знать, что делает и что готовит противник во всех областях его активности.
2. Полученные сведения нужно передавать любой ценой.
3. Нужно, по возможности, не попадаться, потому что это может обойтись дорого.
4. Это так называемая система Д. Общих правил не существует, каждый поступает по-своему.
5. Остерегайтесь женщин!
Нагрузившись всем этим, я поехал в Лозанну вместе с капитаном Бернаром, высоким и полным весельчаком, живот которого трясся при каждом приступе смеха, а смеялся он часто. Было видно, что он любил шутки, более или менее смешные, и обожал веселиться. Кроме этого, он любил хорошо поесть и выпить, классический тип жизнелюба; великодушно протягивающего руку дружбы; с симпатичной прямотой характера, но в то же время, это был человек хитрый, изворотливый, скрытный и расчетливый, самый настоящий притворщик! В Париже у него была фабрика, производившая туалетные принадлежности: мыло, косметику, парфюмерию. Чтобы избежать таможенных пошлин его фирма основала в аннексированной Лотарингии филиал, производивший эти товары для Германии. После объявления войны этот филиал был, конечно, секвестрирован немецкими властями, но продолжал работать как прежде. Сам Бернар, казалось, был в неплохих отношениях с оккупантами, которые располагали в Эльзасе и Лотарингии непреодолимо соблазнительной приманкой: охотой. Французы могли получить разрешение на охоту, только доказав свою благонадежность, и лишь на условиях, которые устанавливали владельцы больших охотничьих угодий, в подавляющем большинстве — немцы. Бернар сам рассказывал мне, что часто гостил у одного прусского барона, не помню уже, как его звали, выезжая на охоту на прекрасной ирландской верховой лошади- полукровке, которую ему в июне 1914 года подарил полковник немецкого кавалерийского полка, дислоцированного в Агено.
Я, конечно, узнавал все эти детали лишь намного позже и после многочисленных попоек.
В Швейцарии я должен был стать официальным представителем фирмы «Бернар и Компания» и привезти туда всю коллекцию образцов ее косметических товаров. Были ли они неходовым товаром, или цена слишком высокой? А может быть, я просто не знал, как за это взяться? Факт состоит в том, что я так ничего и не продал. Что касается моей работы в качестве секретного агента, ты можешь понять это лучше, чем кто-либо другой. Было лишь несколько дней, которые не принесли результата. Но для этого требовались большие усилия и много денег. Однако когда мой аванс был исчерпан, Бернар оставил меня без единого су, а у меня не было ни жалования, ни какого-либо другого дохода. Я прекрасно понимал, в чем тут дело, потому что однажды он мне сказал, что я шлю много докладов, вместо того, чтобы заниматься торговлей. Он даже набрался храбрости и написал мне открытым текстом: «Помните, что вы находитесь в Швейцарии, нейтральной стране, чтобы продавать мои товары, а не заниматься вопросами военными или политическими. У вас хорошее место, вы должны торговать. Меня удивляет, что вы, получив целую коллекцию образцов, до сих пор не направили мне ни одного заказа».
Это странное письмо меня насторожило. Я поговорил о Бернаре здесь и там и сразу понял, что французы, живущие в Швейцарии, и сами швейцарцы его прекрасно знали. Но знали только с плохой стороны. Я, впрочем, тоже очень удивился, что и ты сам…
Я утвердительно кивнул головой. Но Ги, весь увлеченный рассказом, продолжал:
— Он встречался, — подтвердил он мне сам, — с немецким военным атташе, у них была общая любовница, некая госпожа Штайгерхоф. Короче, он уже двадцать раз заслужил расстрел.
Он часто внезапно посещал меня в Лозанне, и каждый раз упрекал меня в отсутствии результатов — в коммерческом смысле. Иногда он приглашал нас на ужин, и мы проводили вместе весь вечер. Итак, нам не было скучно, он много пил, долго не пьянея, и щедро наливал мне. Но я уже мог держать удар лучше его. Одним вечером он так напился, что уже не мог стоять на ногах. Я задал ему несколько коварных вопросов, и он, потеряв осторожность, рассказал мне такое, чему никто бы не поверил, если бы я не был свидетелем. Да, он был знаком с немецким военным атташе, и к тому же, прежде всего, разве немцы не такие же люди, как все остальные. Полковник из Агено разве не подарил ему королевский подарок? Немецкий секвестр разве не позаботился об его фабрике в Меце, разве он не знает, как там обстоят дела?
Можешь представить, как я был поражен!
На следующее утро он дал мне денег и вручил несколько адресов людей, которых я должен был посетить по его поручению. Я накануне вечером уже говорил с одним промышленником из Шафхаузена, эльзасцем. Я решил приехать к нему, воспользовавшись откровениями, выслушанными накануне. Этот человек заслуживал, на мой взгляд, доверия, и рассказал мне то, чего я еще не знал. Он, по его словам, сам был посредником между одним французским офицером и немцами, управлявшими секвестрованным имуществом и полученные фабрикой Бернара в Меце прибыли честно передавались законному собственнику при посредничестве имперского прокурора фон Вэхтера. Когда я уже был в курсе дела, то сменил тактику и упрекнул его. Он оправдывался тем, что в начале считал, что поступает правильно и что он не уверен, что Бернар и есть тот французский офицер, который просил его об услугах. Постепенно он понял, что это дело нечистое, но, будучи вовлеченным в него, не знал, как теперь из него выкрутиться. Я серьезно принялся за него, и мне удалось полностью его переубедить. Он разрешил мне скопировать некоторые его бумаги, в том числе несколько писем и расписок, и заверил эти копии. Кроме того, было решено, что оригиналы останутся в его сейфе, и он не будет передавать их никому, кроме Гроссмана и меня.
— А ты знаком с Гроссманом? — вырвалось у меня.
— Ну да, разве я тебе не говорил? Именно от него я и узнал твой адрес, он был первым, кто заговорил со мной о тебе.
— Чтобы меня вызвали в Париж, я написал на имя «Главного Шефа» довольно большое письмо, в котором достаточно грубо описал, что служба работает хуже некуда. Через несколько дней Бернар вызвал меня к себе, но у меня не было денег. К счастью, один английский офицер пожалел меня и от имени английской армии купил мне билет в купе первого класса поезда Бельгард — Париж. Мой непосредственный начальник сам встречал меня на вокзале.
— Да вы полный дурак, — воскликнул он, как только меня увидел. — Какого черта вы набросились на шефа?
— Ах, знаете, — ответил я, — у меня больше нет сил жить святым духом в Швейцарии. И все это ради того, чтобы продавать вашу парфюмерию!
— Вот как! Ну, успокойтесь, — перешел он на миролюбивый тон. — Я вас выручил и нашел для вас теплое местечко. Я предоставлю вам машину, и вы поедете по лагерям военнопленных, чтобы раскрывать там немецких агентов, перевербовывать их и посылать назад в Германию.
— Честно говоря, я не думаю, что эта новая идея принесет большие результаты, но я согласен и прошу у вас несколько дней.
