Я в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55).

не является над этим первоначальным, исконным языком полновластным господином. Оно заброшено в него, вовлечено, затянуто в его зубчатый механизм.

Как это началось, мы не знаем. Нам говорят, например, что количественные числительные появились в языках раньше порядковых. На первый взгляд, это странно. Казалось бы, человек должен вступать в мир числа порядковым путем, через танец, через гражданские и религиозные ритуалы, через порядок старшинства, организацию космоса, то есть через все то, что связано с порядком и иерархией. Однако ж нет, лингвисты уверяют, что количественное число появилось первым.

Перед нами удивительный парадокс! Человек здесь не распоряжается. Существует нечто такое, во что он включается и что определяет все своими комбинациями заранее. Переход человека от природного порядка к порядку культурному повинуется тем же математическим комбинациям, что служат нам для классификации и объяснения. Клод Леви-Стросс называет их элементарными структурами родства. Но в каждом первобытном человеке нельзя предположить Паскаля. В операции над числами, в отличный от воображаемых представлений исконный символизм человек включен всем своим существом. Есть в человеке что-то такое, что именно в этом регистре должно получить признание. Но то, что должно получить признание, — оно, как учит нас Фрейд, не выражено, а вытеснено.

Если в машине какая-то операция не происходит вовремя, то операция эта просто-напросто сама собой отпадает и ни на что в дальнейшем не претендует. Иное дело у человека — все его такты живые, и то, что вовремя не является, остается зависшим в неопределенности. Именно в этом и состоит вытеснение.

Конечно, если что-то никак не выражено, оно просто не существует. Но вытесненное всегда здесь, налицо, оно требует бытия, настаивает на нем. По сути своей связь человека с символическим порядком — это та самая связь, на которой сам символический порядок как раз и утверждается, это связь небытия с бытием.

То, что настаивает на получении удовлетворения, может быть удовлетворено лишь признанием. Конечная цель символического процесса состоит в том, чтобы небытие явилось в бытие, чтобы оно стало, потому что сказалось.

22 июня 1955 года.

XXIV. A, m, a, S

Verbum u dabar.

Машина и интуиция.

Схема аналитического пользования.

Либидинальное и Символическое.

В ходе нашей предпоследней встречи я с переменным успехом задавал вам вопросы, и заседание это произвело на тех, кто принимал в нем участие, впечатления самые разноречивые. Для меня это было способом настроить свой инструмент на то, что мне предстояло впоследствии сказать вам на своей посвященной психоанализу и кибернетике лекции. Я надеюсь, что и для вас встреча эта прошла не без пользы.

1

В прошлый раз на этом моменте не задерживаясь, так как, судя по обстановке, это лишь усилило бы чувство всеобщего замешательства, я все же запомнил Ваше выступление по поводу еврейского языка. Что Вы хотели сказать, когда утверждали, что слово verbum в первом стихе Евангелия от Иоанна является переводом еврейского dabar? На что Вы при этом опираетесь?

Не подумайте, что это ловушка. Я вновь обдумал это всего час назад и подкован в этом вопросе не больше, а даже, наверняка, меньше Вас.

Г-н X: — Что ж, во-первых, я должен сказать, что существует факт, который априори заставляет нас думать именно так.

Лакан: — Из того обстоятельства, что Св. Иоанн писал по-гречески, вовсе не следует, что он обязательно думал по-гречески и что логос его был, к примеру, логосом вавилонским. Вы утверждаете, что он имел ввиду еврейское dabar. Объясните мне, почему? Ведь это не единственный способ выразить по- еврейски то, что словом dabar подразумевается.

Г-н X: — Не вдаваясь в детали, укажу лишь на то, что у Иоанна не находят следов ни одной действительно платоновской концепции. Это факт, и я мог бы его доказать. Что интересно, это то, что в принципе logos…

Лакан: — Кто Вам говорит о платоновских концепциях? Я остановился на этом verbum, чтобы указать на близость его в данном случае тому латинскому словоупотреблению, о котором ясно свидетельствует нам использование этого слова в трактате De Signifiatione Блаженного Августина — том самом, который мы в прошлом году комментировали. Теперь, прослушав последнюю мою лекцию, Вы должны были лучше почувствовать все импликации, которые это слово может нести. Я высказал предположение, что verbum, возможно, всякой речи и дажеfiatкниги Бытия, предшествовал — предшествовал в качестве своего рода предваряющей verbumи fiatаксиоматики. А Вы возразили мне на это, что в начале был еврейский dabar.

Г-н X: — Дело в том, что Вы сказали: в начале был язык На что Леклер возразил Вам: нет, не язык, а речь. И я с его мнением согласился.

Лакан: — Существует два вопроса. Во-первых, почему за логосом Св. Иоанна скрывается dabar. И во-вторых, действительно ли dabarозначает именно речь, а не что-нибудь другое. Ответьте на оба вопроса. Итак, почему именно dabar?

Г-н X: — По двум причинам. Во-первых, совершенно ясно, что это скрытая цитата из книги Бытия.

Лакан: — В начале Бытия, в третьем стихе, стоитfiatlux, собственно — va'omer. Вовсе не dabar, ava'omer. Это нечто даже прямо противоположное.

Г-н X: — Да нет же! Совсем не противоположное! Лакан: — Объясните мне, в чем.

Г-н X: — Существует раввиническая традиция, которая этот третий стих Бытия субстантивировала, сделала из него некую сущность, выступающую в роли посредника между Творцом и тварью. Сущность эта и есть Речь, по аналогии с другой, именуемой Премудростью. Но что совершенно бесспорно, так это то, что во всей библейской традиции начисто

отсутствует концепция ratio, то есть логоса в греческом смысле. Именно это показал Бультман, который очень глубоко этот вопрос проанализировал. Концепции вселенной в библейской традиции не существует. В ней начисто отсутствует представление о неизменном, раз и навсегда определенном законе, который связывал бы все воедино, — а ведь это и есть смысл греческого логоса, рациональности мира — мира, который рассматривается как целое, в котором все взаимосвязано, все совершается по законам логики. Для евреев