Образования бессознательного (1957-58)

обозначении совокупности тех воздействий, которые означающее на означаемое оказывает. Это далеко идущее определение, но никаким определением более скромным должного значения фаллосу воздать не удается. Среди означающих, которым в потустороннем желания, то есть во всем поле, расположенном по ту сторону требования, предстоит появиться, фаллос занимает привилегированное место.

Поскольку это потустороннее желания символизировано, оказывается возможной — я просто формулирую смысл того, о чем мы, собственно, давно говорим, — связь субъекта с требованием как таковым, (SOD). Подобная связь, ясное дело, предполагает, что субъект не включается в нее полностью вплоть до того момента, когда это потустороннее окончательно складывается — а складывается оно, согласно нашей гипотезе, лишь артикулируя себя с помощью фаллического означающего.

Что касается поля посюстороннего, поля требования, то здесь закон построения субъекта, даже просто на уровне существования его тела, всецело определяется Другим в чистом виде, ибо мать — это существо говорящее. То, что мать является существом говорящим, крайне существенно, что бы об этом ни думал г-н Шпиц. Отношения с матерью к телячьим нежностям отнюдь не сводятся — чтобы они сложились, мать должна говорить с ребенком, это общеизвестно. Не только говорить, конечно, но если у ребенка окажется немая кормилица, на развитии его это может сказаться весьма даже заметным образом.

Если из означающего складывается что-то такое, что мы назвали потусторонним желания, то по ту сторону этого Другого налицо возможность связи, обозначенной у нас (SOD). S- это субъект как таковой, субъект неполный, загражденный, похеренный. Это означает, что полный человеческий субъект никогда не является на деле тем чистым субъектом познания, который конструирует философия,  не соответствует однозначно percipiens'y????perceptum, который мы называем миром. Мы знаем, что не существует человеческого субъекта, который был бы чистым субъектом познания, — в противном случае он сводился бы к простому фотоэлементу, к глазу — к тому, одним словом, что именуют философы сознанием. Будучи аналитиками, мы знаем, что всегда существует Spaltung, то есть что складывается субъект всегда на двух линиях. Отсюда, кстати, и берут начало те проблемы структуры, с которыми мы, аналитики, имеем дело.

Что происходит здесь, в левой верхней части нашей схемы? А здесь как раз и образуется то, что называется у меня уже не означаемым Другого, s (A), aозначающим Другого S(A). 'A' перечеркнуто здесь — 'А', так как Другой претерпел этот Spaltungсам, сам структурирован им, сам испытал на себе его последствия. Он отмечен уже, следовательно, тем воздействием означающего, которое обозначено фаллическим означающим. Другими словами, это такое А, где фаллос загражден, похерен, обращен в означающее. Кастрированный таким образом Другой фигурирует здесь на месте сообщения. Как видим, по сравнению с сообщением нижнего этажа термины здесь поменялись местами. Сообщение желания — вот оно, перед нами.

Это не означает, что послание это легко получить, — дело как раз в той трудности с артикуляцией желания, в силу которой бессознательное, собственно, и существует. Другими словами, то, что предстает здесь на верхнем уровне схемы, нужно представлять себе как происходящее обычно на самом нижнем ее уровне — как нечто такое, что в сознании субъекта не артикулировано, хотя в бессознательном его артикулировано вполне. Более того, оно и существует-то лишь постольку, поскольку артикулировано в бессознательном. В сознании субъекта оно тоже артикулируется, но лишь до известной точки. Какой именно? — вот вопрос, который нам предстоит решить.

О чем говорит нам случай истерической больной, который мы здесь рассматривали? Больная эта, конечно, анализа не прошла — в противном случае она, предположительно, истеричкой бы не была. Истерическая больная, как мы сказали тогда, располагает это потустороннее в форме желания таким образом, что оно предстает у нее как желание Другого. Я постараюсь обосновать это немного позже, а пока — учитывая, что, высказав какое-то положение, надоначать с его комментария, — ограничусь утверждением, что дело происходит именно так.

В первой петле схемы субъект — демонстрируя свою потребность, давление ее — преодолевает первую означающую линию требования. Здесь, внутри этой петли, мы, желая дать топологическую картину происходящего, проводим вектор, указывающий на связь Я (moi), от, с образом другого, воображаемым маленькими (autre), /'(я). Во второй, верхней петле, место, соответствующее маленькому» г в нижней, занимает маленькое d(desir) желания — то самое, что в Другом, большом А, позволяет субъекту подойти к тому подлежащему означению потустороннему, что и является как раз полем, которое нам предстоит исследовать, полем его желания. Схема, таким образом, делает очевидным тот факт, что именно в том месте, где субъект попытался артикулировать свое желание, встретит он желание Другого как таковое.

Я давно уже говорю вам об этом в несколько иных выражениях — к которым принадлежит и формула, гласящая, что желание, о котором идет здесь речь, то есть желание в бессознательной его функции, — это желание Другого. Формула, основанная на опыте и лишний раз подтвержденная тем, что говорилось здесь в связи с анализом сновидений больной истерией. Вернемся теперь к нашей теме.

3

Все это отнюдь не избранные сновидения, я не опираюсь на какие-то выбранные мной тексты Фрейда.

Если вы начали читать Фрейда, как, судя по всему, дело в действительности и обстоит, то я настоятельно советую вам читать его целиком. В противном случае вы рискуете наткнуться на места, которые, даже не будучи специально выбраны, смогут, тем не менее, послужить источником всякого рода иллюзий и заблуждений. Нужно внимательно наблюдать за тем, какое место занимает тот или иной текст в том, что мне развитием мысли называть не хочется, — хотя именно так сказать бы и следовало, когда бы выражение это с тех пор, как о мышлении начали говорить, не успело приобрести черты столь размытые, что о чем идет речь, уже непонятно — и придется поэтому называть ходом поисков, направлением усилий исследователя, имеющего представление о магнитном поле, в котором он, так скажем, работает, и совершающего поэтому для достижения цели определенные обходные маневры. И лишь пройденная в конечном счете дистанция позволяет нам по достоинству каждый такой маневр оценить.

Два сновидения больной истерией, которые мы анализировали здесь в прошлый раз, выбраны, следовательно, не по каким-то лишь мне известным соображениям. Первое из них я взял потому, что по причинам, которые вам объяснил, опустил те, что у Фрейда ему предшествовали. К ним я еще вернусь. Сновидение о монографии по ботанике еще поможет нам в дальнейшем понять то, о доказательстве чего идет речь, но поскольку это сновидение самого Фрейда, объяснить его нам предстоит позднее.

Я продолжу сначала разбор сновидения больной истерией.

Истерическая больная продемонстрировала нам, что именно в желании Другого находит она себе то, что можно называть ее точкой опоры — термин, который принадлежит не мне: прочитав работы Гловера о неврозе навязчивых состояний, вы убедитесь, что термин этот употребляет и он, объясняя, что отнимая у невротика его одержимость, мы лишаем его тем самым точки опоры. Как видите, я разделяю способ использования терминов с другими авторами — мы все пытаемся найти для нашего опыта, для наших незначительных впечатлений, какие-то метафорические выражения. Итак, больной истерией находит себе точку опоры в желании, которое является желанием Другого. Создание желания по ту сторону требования представляет собой, таким образом, нечто существенное, и мы это, полагаю, сформулировали достаточно ясно.

Здесь уместно будет упомянуть и о третьем сновидении. В прошлый раз у меня не было времени его рассмотреть, но я вам вполне могу его прочитать и сейчас: Она ставит свечу в подсвечник; свеча, однако, сломана и плохо горит. Подруги в школе говорят, что она очень неловкая, гувернантки л/се находит, что это вина не ее.

Вот как Фрейд это сновидение комментирует: Реальный повод имеется и здесь; она действительно вставляла вчера в подсвечник свечу, но свеча эта вовсе не была сломана. Здесь, однако, присутствует символика, так как значение свечи известно — если она сломана и не стоит в подсвечнике, то это означает импотенцию мужа. И Фрейд специально подчеркивает здесь фразу: Это вина не ее, esistnichtihreSchuld.

Но каким образом воспитанная и далекая от темных сторон жизни молодая дамаможет об этом назначении свечи знать? Оказывается, однажды, катаясь на лодке, она услышала, как студенты пели не слишком пристойную песню о шведской королеве, которая за закрытыми ставнями ставила