…
Назавтра в полдень я пришел в фотостудию Вальтера Бельтрами. Студия находилась на первом этаже старого дома на улице Бишоне. Помещение, где происходила съемка, раньше, по-видимому, служило каретным сараем. Вальтер побелил стены и разместил здесь свое оборудование: развесил белые полотнища, расставил треноги и зонты, протянул по полу провода.
— Входи! — крикнул Вальтер из проявочной.
Я толкнул дверь. Комнату наполнял золотистый свет. На бельевой веревке сушились фотографии. На столе стояли кюветы, увеличитель, разные флаконы, лежал пинцет. Вальтер мыл руки.
— Как спалось? — спросил я.
Не отвечая, он хитро глянул на меня, вытер руки, взял стопку отпечатанных фотографий и разложил их на столе.
— Здесь только портреты?
— Да. Те, что я отобрал за последние сеансы. Посмотри.
Он приподнял бумагу, прикрывавшую фотографии.
— Узнаешь? — спросил Вальтер.
— Это Надя Грей, верно?
— Да, это она. Корчит из себя трагическую актрису…
На фотографии Надя Грей была в черном платье, руки сложены на груди, голова слегка откинута назад. И мертвенно-бледное лицо — Медея, которую обваляли в муке.
— Она и правда такая?
— Ничего подобного. С возрастом она становится ужасно сентиментальной. Достаточно ее растрогать — и сразу все получится. А если вдруг не получится, ее можно легко утешить какими-нибудь пустяками.
Он хотел показать мне и другие снимки, но я отвлек его, рассказав о вчерашнем видении. Стоило мне только описать внешность девушки, как он принялся размышлять вслух:
— Скорее всего она не итальянка. Костюмы вроде того, что ты описал, носят только девушки из мира моды. Наверно, она манекенщица. Если это так, я тебе ее найду. Подожди минутку.
Вальтер выдвинул ящик небольшого комода и достал папку с фотографиями.
— Это не так уж трудно. Все девушки, работающие в Риме, занесены в списки.
Он стал просматривать снимки, осторожно вынимая их из конвертов. Для него это был удобный случай показать мне свою работу.
— Что-то я не вижу никого похожего, — произнес он наконец. — У Денизы слишком длинная шея. Это не Пегги, она слишком маленькая… И не Франсина… Ты запомнил какую-нибудь характерную деталь?
— Запомнил. У нее выступающие скулы.
На секунду Вальтер задумался, потом щелкнул пальцами.
— Скулы? Тогда это Тина.
Вальтер перебрал несколько папок с фотографиями, вытащил одну и достал из нее пачку снимков.
— Вот она.
На фотографиях, стилизованных под застывший кинокадр, она была изображена в пяти разных ракурсах. В профиль: строго сжатые губы, непослушная белокурая прядь. В три четверти: глаза опущены. Анфас: улыбка, застывший взгляд. Сбоку: иронический ракурс, заставляющий вспомнить японскую гравюру. И последний: смеющаяся девушка в непринужденной позе.
— Кто она?
— Американка, Тина Уайт. Подожди, у меня тут есть еще кое-что. Вот, смотри.
Черно-белый снимок. На девушке вечернее платье, стянутое на талии и украшенное бантом. Пальцы сцеплены, руки опущены. Профиль грациозно склоненного лица как бы служил границей между светом и тенью. Выступающие скулы. Фон темный, на светлом платье глубокие тени.
— Платье от Capucci, — пояснил Вальтер. — Я снимаю это с большой выдержкой на очень чувствительную пленку. Получается такая выразительная игра света и тени, словно в старом детективном фильме, и я…
— А девушка? Эта самая Тина Уайт?
Вальтер взглянул на меня в некотором замешательстве.
— Ну, могу тебе сказать, что она весьма фотогенична. Камера ее любит. В Риме она недавно, около года. Американка, очень востребована как модель, бывает на приемах. Но…
— Что «но»?
Казалось, он смутился.
— Знаешь, из нее слова не вытянешь. Мне нравятся более живые, общительные девушки.
— Такие, как эта вчерашняя Памела?
— Вот именно, — ответил Вальтер со своей неотразимой улыбкой.
— А вот у меня другие вкусы.
— Правда?
Кажется, он удивился.
— Где она живет?
— Не знаю. Но знаю, что сейчас она снимается.
— Снимается?
— Да, в одном итальянском фильме.
Я понял, что Вальтер просматривает картотеку, которую держал у себя в голове и благодаря которой был так полезен новичкам, только вступающим в римскую жизнь.
— Она снимается у Брагальи, — сообщил он. — «Чинечитта», студия номер пять.
Вальтер дал мне телефон исполнительного продюсера. Мне надо было просто позвонить и попросить, чтобы меня пустили на студию, когда там будут снимать Тину Уайт.
Идя по улице Бишоне, я увидел афишу, объявлявшую о гастролях одного маленького цирка. Афиша бьь ла яркая и наивная, как детская книжка с картинками. Дрессированные собачки прыгали через кольцо, силач жонглировал булавами, гимнаст висел на трапеции. На переднем плане гадалка в цыганском наряде, в головной повязке, усеянной звездами, склонилась над картами таро. Эта фигура стояла у меня перед глазами, пока я шел к машине. Она разбередила воспоминания.
Я вспомнил предсказательницу из Шолона.
…
Это было в Сайгоне, в 1953 году. В тот день ближе к вечеру Джеймс Паркер, попивая пэдди-соду, сказал мне:
— Тебе бы надо посоветоваться с предсказательницей из Шолона.
Я пожал плечами. Гадалки, ясновидящие, колдуны — в китайском пригороде Сайгона этого добра было предостаточно. Видя мое недоверие, Паркер добавил:
— Это настоящая предсказательница. Она там одна такая. Мадам Туи.
Джеймс Паркер работал корреспондентом журнала «Тайм» в Сайгоне. Он был десятью годами старше меня.
— Тогда поедем к ней прямо сегодня, — предложил я.
— Ладно, — согласился Паркер.
Мы сидели в баре отеля «Театр», на террасе. Здесь было не так людно, как напротив, в баре отеля «Континенталь», и считалось, что это заведение — штаб-квартира корсиканской мафии в Индокитае. Впрочем, это было сильно преувеличено. Просто в «Театре» собирались старые корсиканцы, пристрастившиеся к опиуму, унтер-офицеры, имевшие слабость к хорошеньким вьетнамкам, таксисты без счетчика, но в основном — короли валютного рынка, владельцы борделей, торговцы старым оружием и
