восторге от моего безволосого тела и удлинившихся, как казалось, перепонок между пальцами моих рук и ног. Им не нравилась шишка, выпиравшая сзади из моего купального костюма, и то, что я разговаривал с ними на их собственном языке, хотя никогда в жизни не учил греческого...
Настала пора двигаться дальше. Мои странствия водили меня по всему миру, и я стал чем-то вроде специалиста по мертвым цивилизациям. Работа стала единственной радостью в моей жизни. Потом, в Петри, я услышал о Безымянном городе.
Далеко в Аравийской пустыне лежал Безымянный город, разрушающийся и безмолвный, чьи низкие стены почти занесли пески бесчисленных эпох. Именно это место безумный поэт Аль-Хазред увидел в снах в ту ночь, после которой сложил свое загадочное двустишие:
Мои проводники-арабы решили, что я тоже сошел с ума, когда я не прислушался к их предостережениям и продолжил поиски этого Города Дьяволов. Их быстроногие верблюды в мгновения ока унесли их прочь, когда они заметили странную чешуйчатость моей кожи и некоторые другие вещи, которые заставляли их чувствовать себя в моем присутствии неспокойно. Кроме того, их, как и меня самого, привела в замешательство та сверхъестественная беглость, с которой я говорил на их языке.
О том, что я видел и делал в Кара-Шере, я писать не стану. Будет вполне достаточным сказать лишь, что я узнал о таких вещах, которые снова заставили меня пуститься странствовать в поисках Сарната Обреченного в том краю, который когда-то был землей Мнар...
Ни один человек не знает о местоположении Сарната. Пусть так и будет. Поэтому я ничего не стану рассказывать о своих странствиях в поисках этого места и о тех трудностях, которые мне пришлось преодолеть на всех этапах моего путешествия. И все же мое открытие этого затянутого илом города, а также невероятно древних руин соседнего Иба стало двумя главными звеньями, давшими начало все удлиняющейся цепи знаний, которая пересекла ужасную пропасть между этим миром и конечным пунктом моего назначения. И я, озадаченный, даже не знал, где или в чем было это мое назначение.
Три недели я бродил по илистым берегам тихого озера, воды которого скрывают Сарнат, и под конец, движимый каким-то непреодолимым побуждением, еще раз воспользовался своими сверхъестественными способностями к плаванию и приступил к исследованию глубин этой омерзительной трясины.
В ту ночь я спал в обнимку с маленькой зеленой статуэткой, которую выудил из затонувших развалин. Мне снились отец и мать, но я видел их как-то смутно, точно в тумане. И они манили меня к себе...
На следующий день я снова отправился на развалины Иба... Как раз в тот момент, когда я уже собирался уходить, на глаза мне попался камень с высеченной на нем надписью, которая дала мне мой первый настоящий ключ к тайне. Что удивительно, я мог
В ней ничего не говорилось ни о существах, некогда населявших Иб, ни о давно мертвых обитателях Сарната. Она рассказывала лишь об истреблении людьми Сарната жителей Иба и о карающем роке, настигшем Сарнат. Этот рок наслали на Сарнат боги обитателей Иба... Но об этих богах я так ничего и не узнал. Я знал лишь, что эта надпись и атмосфера древнего Иба всколыхнули во мне давно забытые воспоминания, возможно даже память предков. На меня снова нахлынуло то ощущение близости к дому, которое я постоянно чувствовал на торфяниках Йоркшира. Затем, когда я лениво пошевелил ногой камыши у основания колонны, показались новые высеченные надписи. Я счистил и начал читать. Там было лишь несколько строк... но в этих строках и находился тот ключ, который я тщетно искал по всему миру:
Многие месяцы спустя, в Каире, я разыскал человека, искушенного в древнем знании, широко известного специалиста в области запретных древностей, доисторических земель и легенд. Этот мудрец никогда не слышал о Киммерии, но зато знал о земле, которая когда-то носила очень похожее название.
— А где находилась эта Киммерия? — спросил я.
— К сожалению, большая часть Киммерии сейчас лежит на дне моря, — ответил мой ученый консультант, справляясь с картой. — Первоначально же... она находилась между Ванахаймом и Немедией в Гиперборее.
— Вы говорите, что большая ее часть затонула? — уточнил я. — А как насчет той части, которая осталась
Возможно, живой интерес, прозвучавший в моем голосе, заставил его как-то странно на меня взглянуть. С другой стороны, не исключено, что причиной тому был мой необычный облик, ибо солнце южных стран превратило мою кожу в чешуйчатую броню, а между пальцами виднелись заметные перепонки.
— Зачем вам это знать? — спросил он. — Что вы ищете?
— Дом! — подчинившись инстинкту, ответил я, сам не зная, что побудило меня сказать это.
— Да... — пробормотал он, пристально оглядев меня, — вполне возможно... Вы ведь англичанин, верно? Да? Могу я узнать, из какой части Англии?
— С северо-востока, — ответил я, внезапно вспомнив о торфяниках. — А почему вы спрашиваете?
— Друг мой, ваши поиски были напрасны, — улыбнулся он. — Киммерия, или то, что от нее осталось, включает всю ту северо-восточную часть Англии, где вы живете. Не забавно ли? Чтобы найти свой дом, вы покинули его...
В ту ночь судьба подарила мне карту. В вестибюле гостиницы, где я жил, был столик, полностью посвященный кругу чтения англоязычных туристов. На нем лежало множество книг, брошюр, газет и журналов, от «Ридерз Дайджест» и «Тайм» до «Ворлд Ньюс». Желая провести несколько часов в относительной прохладе, я уселся под вентилятором со стаканом ледяной воды и стал лениво проглядывать одну из газет. Внезапно, перевернув страницу, я наткнулся на иллюстрацию и статью, которая, когда я прочитал ее, заставила меня немедленно купить билет на первый же рейс до Лондона.
Репродукция была низкого качества, но это не помешало мне понять, что на ней была изображена маленькая зеленая статуэтка —
В статье, насколько я помню, говорилось следующее:
На следующий день в самолете я задремал и снова увидел во сне моих родителей. Как и в прошлый раз, они появились передо мной в какой-то дымке, но их манящие жесты стали более энергичными и более
Я телеграфировал своей экономке из Каира, сообщив о возвращении, и когда прибыл в Мэрске, то обнаружил ожидающего меня адвоката. Этот джентльмен представился мистером Харви из радкарской фирмы «Харви, Джонсон и Харви» и передал мне большой запечатанный конверт. Он был адресован мне, и надпись была сделана рукой моего отца. Мистер Харви сообщил мне, что он получил указания вручить мне конверт по достижении мною двадцати одного года. К сожалению, в тот момент я находился за границей, но фирма поддерживала связь с моей экономкой, чтобы по моему возвращению соглашение, заключенное почти семь лет назад между моим отцом и фирмой мистера Харви, могло быть