правильности своего предположения. — Я расскажу о том, чем закончилась одна из игр, в которые мы любили играть с Кайлом, моим заместителем. Я не упоминал об этом прежде, потому что, вполне возможно, наш разговор с ним не имеет большого значения. Но если нам нужно с чего-то начать...
— Продолжайте, — попросил Гарри.
И Гормли мысленно нарисовал перед Гарри положенную набок “восьмерку”, напоминающую знак бесконечности.
— Что, черт возьми, это такое? — Гарри был в полном недоумении.
— Это лента Мёбиуса, — пояснил Гормли, — названная так по имени своего создателя, Августа Фердинанда Мёбиуса, немецкого математика. Нужно взять узкую ленту бумаги, повернуть на полоборота и соединить противоположные концы. Таким образом двухсторонняя поверхность превращается в одностороннюю. Его идея нашла очень широкое применение. Мне так говорили, но я не математик и сам в этом не очень хорошо разбираюсь.
Гарри по-прежнему ничего не понимал. То есть сам принцип был ему ясен, а вот каким образом его можно было применить, ему никак не приходило в голову:
— Вы считаете, что это имеет ко мне какое-то отношение? — спросил он.
— Возможно, к твоему будущему, к твоему ближайшему будущему, — Гормли намеренно отвечал намеками. — Хотя, как я уже сказал тебе, это может вообще не иметь смысла. Так или иначе, позволь мне все же рассказать тебе, как все происходило. — И он передал Гарри суть своей игры с Кайлом:
— Я начал с того, что назвал ему твое имя, — Гарри Киф. Кайл в ответ сказал:
"Мёбиус”. Я спросил: “Математик?” и в ответ услышал:
"Пространство и время”.
— Пространство и время? — мгновенно заинтересовался Гарри. — Тогда это действительно связано с лентой Мёбиуса. Мне кажется, что эта лента — модель искаженного пространства, а пространство и время между собой тесно связаны.
— Вот как? — Гормли был удивлен. — Это твоя идея, Гарри, или тебе... кто-то помог? И тут Гарри осенило.
— Подождите, — сказал он. — Я не знаю вашего Мёбиуса, но знаю кое-кого другого.
Он тут же вошел в контакт с Джеймсом Гордоном Ханнантом, спавшим на кладбище в Хардене, и показал ему ленту.
— Извини, что не могу ничем помочь тебе, Гарри, — сказал Ханнант, как всегда кратко и точно излагая свои мысли. — Я работал совершенно в ином направлении. Я никогда не изучал свойства кривых. То есть я хочу сказать, мои математические труды носили другой — практический — характер. Впрочем, тебе это и так известно. Если бы задачу можно было изложить на бумаге, тогда, возможно, я бы смог что-либо сделать. В отличие от Мёбиуса, я обладаю визуальным мышлением. А он все держал в голове, его идеи были абстрактными, чисто теоретическими. Вот если бы Мёбиус и Эйнштейн сошлись вместе, тогда, пожалуй, они могли бы сделать определенные выводы.
— Но я должен узнать об этом! — Гарри был в отчаянии. — Разве вы не можете хоть что-нибудь мне посоветовать ?
Почувствовав настойчивое желание Гарри, Ханнант приподнял воображаемую бровь и ровным, бесстрастным тоном спросил:
— А разве тебе самому неясно, Гарри? Почему бы не спросить самого Мёбиуса? Ведь ты же единственный, кто может это сделать...
Гарри вдруг пришел в неописуемое волнение и мысленно вернулся к Гормли.
— Ну что ж, — сказал он, — теперь я по крайней мере знаю, с чего начать. Что еще вы узнали из игры с Алеком Кайлом?.
— После того как он упомянул о “пространстве и времени”, я произнес слово “некроскоп”, — продолжил рассказ Гормли. — А он немедленно мне ответил: “Некромант”...
Минуту помолчав, Гарри задумчиво произнес:
— В таком случае, похоже, он провидел не только мое, но и ваше будущее...
— Думаю, что так, — ответил Гормли. — Но потом он сказал нечто такое, что поставило меня в тупик, я до сих пор ничего не понимаю. Как ты думаешь, если предположить, что все предыдущее между собою связано, как я должен воспринимать слово “вампир”?
По спине у Гарри пробежал холодок. А действительно, как?
— Кинан, давайте сделаем перерыв. Я вернусь к вам, как только смогу, но сейчас мне необходимо сделать пару вещей. Я должен позвонить жене и сходить в библиотеку, чтобы проверить некоторые идеи. Кроме того, я хочу навестить Мёбиуса, а для этого нужно заказать билет на самолет в Германию. И ко всему прочему я голоден. Кроме того... мне нужно кое-что обдумать, побыть одному.
— Понимаю, Гарри. Я готов продолжить наш разговор в любую минуту. Но в любом случае, ты должен прежде всего подумать о себе. У тебя гораздо больше проблем, чем у меня. Иди, сынок! У тебя впереди жизнь! А у мертвых времени предостаточно...
— Я хочу поговорить еще кое с кем, — сказал Гарри. — Но пока это моя тайна...
Гормли неожиданно почувствовал беспокойство.
— Только не поступай опрометчиво, Гарри, я имею в виду...
— Но вы же сами сказали, что я должен делать все самостоятельно, — напомнил Гарри.
Он ощутил, что Гормли кивнул, молча и неохотно соглашаясь.
— Хорошо, сынок. Будем надеяться, ты все сделаешь, как надо.
С этим высказыванием Гарри не мог не согласиться.
Вечером того же дня Драгошани и Бату находились в российском посольстве. Вещи их были упакованы, и утром они собирались вылететь обратно в Москву. Драгошани пока не написал отчет о поездке — здесь это делать никак нельзя. Доверить то, что ему известно, бумаге все равно что написать письмо лично Юрию Андропову.
Агенты занимали в посольстве две смежные комнаты, но телефон был только один — он стоял в комнате Бату. Едва Драгошани, удобно вытянувшись на кровати, предался своим странным и темным мыслям, как услышал в соседней комнате телефонный звонок. Через минуту маленький толстяк монгол постучал в дверь.
— Это вас, — приглушенно донесся через дубовые панели его голос. — С коммутатора. Что-то по поводу звонка извне.
Драгошани встал и прошел в комнату Бату.
— Ну и ну, товарищ! — улыбаясь, сказал ему сидевший на кровати Бату. — Вот уж не знал, что у вас есть друзья в Лондоне! Похоже, кто-то вас здесь знает!
Бросив на него сердитый взгляд, Драгошани схватил трубку.
— Коммутатор? Это Драгошани. В чем дело?
— Вам звонят из города, — донесся до него холодный гнусавый женский голос.
— Здесь какая-то ошибка. Меня в Лондоне никто не знает.
— Он утверждает, что вы захотите с ним поговорить, — ответила телефонистка. — Его имя — Гарри Киф.
— Киф? — удивленно подняв бровь, Драгошани взглянул на Бату. — Ах да! Да, я его знаю. Соедините.
— Прекрасно. Только помните, всякий разговор здесь небезопасен.
Раздался щелчок, потом какое-то шипение, и наконец Драгошани услышал:
— Драгошани, это ты?
Голос был молодым, но на удивление твердым. Он никак не сочетался с отсутствующим выражением изможденного лица, которое Драгошани видел на берегу замерзшей реки в Шотландии.
— Да, это Драгошани. Что вам нужно от меня, Гарри Киф?
— Мне нужен ты, некромант! — услышал он холодный жесткий голос. — Мне нужен ты, и я до тебя доберусь!
Драгошани оскалился, обнажив длинные острые зубы. О, этот тип умен, смел, этот нахал опасен!
— Я не знаю, кто вы, — презрительно прошипел он, — но вы определенно сошли с ума! Немедленно объяснитесь, или я вешаю трубку.
