— Молодой человек, — ответил Гирешци. — Если я не ошибаюсь в своих предположениях, думаю, что я знаю, зачем вы пришли сюда. Когда в последний раз кое-кто пришел ко мне и расспрашивал о вампирах, это стоило мне жизни. И все же, если я каким-то образом могу быть вам полезным, Гарри Киф, если вы считаете, что это возможно, просите о чем угодно!
— К вам приходил Борис Драгошани, не так ли? — спросил Гарри и почувствовал, как содрогнулся его собеседник при одном упоминании этого имени, несмотря на то, что Ладислав Гирешци был бестелесен.
— Да, это был он, — ответил после паузы Гирешци, — Драгошани. Когда я познакомился с ним, он уже был одним из них, но я этого еще не знал. Ему и самому это было неведомо, во всяком случае, он не до конца сознавал, кем является на самом деле. Но зло уже сидело внутри него.
— Он послал Макса Вату и велел убить вас с помощью дурного глаза.
— Да, потому что к тому времени я уже знал, кем он был. А этого вампир боится больше всего — того, что люди раскроют его тайну. Любой, кто хотя бы заподозрит... должен умереть. Вот почему маленький монгол убил меня. Потом он украл мой арбалет.
— Он взял его для Драгошани, а тот воспользовался арбалетом, чтобы на крестообразных холмах убить Тибора Ференци.
— Что ж, во всяком случае он послужил благой цели! Да... Но если уж речь зашла о Тиборе, вот кто был истинным вампиром! — сказал Гирешци. — Если бы Драгошани, обладавший столь огромным потенциалом зла и порока, прожил бы так же долго, как Тибор, неважно при этом, жил ли бы он реально или просто оставался бессмертным, мир заболел бы неизлечимо.
— Прошу прощения, — заговорил вновь Гарри, — но я не нахожу в этих чудовищах ничего привлекательного. И все же, должен сказать, был еще один вампир, еще более могущественный, чем Тибор. Появился он намного раньше его. Именно он дал Тибору фамилию. Я говорю сейчас о Фаэторе Ференци, который сделал Тибора вампиром.
— Вы правы, — голос Ладислава Гирешци понизился до шепота. — Именно с него и началось мое увлечение легендами о вампирах. Когда Фаэтор умирал, я находился возле него. Вы только представьте себе: этому существу к тому времени было уже более тысячи трехсот лет!
— Вот об этих двоих я и хочу узнать как можно больше, — возбужденно сказал Гарри. — О Тиборе и Фаэторе. При жизни вы были знатоком вампиром. Несмотря на то, что окружавшие вас люди не одобряли этого увлечения и смотрели на вас, как на чудака, вы продолжали изучать все, что касалось вампиров, — легенды и мифы о них, законы и образ их жизни. Вы занимались этим до самой смерти, и я уверен, что даже смерть не остановила вас. Так, к каким выводам вы пришли сейчас, Ладислав? Что вам удалось выяснить? Каким образом окончил свои дни на земле Тибор и почему, он оказался погребенным на крестообразных холмах? Что делал Фаэтор между десятым и двадцатым веками? Мне очень важно знать об этом, потому что это имеет непосредственное отношение к тому делу, которым я занимаюсь сейчас. А мое нынешнее дело тесно связано с безопасностью всего мира.
— Понимаю, — спокойно и рассудительно ответил Гирешци. — Но не кажется ли вам, Гарри, что вам следует побеседовать с кое-кем более авторитетным и знающим, чем я? Думаю, это можно устроить...
— О ком вы говорите? — озадаченно спросил Гарри. — Неужели существует кто-то, кто знает больше, чем вы?
«А-а-а-а-ах! — возник вдруг откуда-то новый, очень сильный и мощный голос. Он был мрачен, как сама ночь, низок и глубок, как адское дно, и, казалось, звучал одновременно отовсюду и ниоткуда. — О, да-а-а, Га-а-а-рри! Есть, точнее был, один такой — это я! Никто не знает о Вамфири столько, сколько знаю я, ибо никто не прожил и никогда не проживет дольше меня. Я прожил такую долгую жизнь, что, когда пришел мой последний час, я был готов к смерти. О, будь уверен, я с ней боролся, но в конце концов все, что произошло, даже к лучшему. Теперь Я обрел покой. И рядом со мной Ладислав Гирешци, которому я благодарен за то, что он милосердно позволил мне уйти. И поскольку он, как, впрочем, и весь сонм мертвых, относится к тебе с большим уважением и почтением, также следует относиться к тебе и мне. А потому я приглашаю тебя к себе, Гарри Киф. И ты получишь воистину исчерпывающие ответы на все свои вопросы».
Гарри, конечно, не в силах был отказаться от такого предложения. Он сразу догадался, кто говорит с ним, и удивился тому, что сам не подумал о такой возможности.
Вне всяких сомнений, это был наилучший выход из положения.
— Я иду, Фаэтор, — откликнулся он. — Через минуту я буду у тебя...
Глава 11
До сих пор недалеко от Плоешти, если направляться в сторону Бухареста, сохранились старые руины — живое напоминание о прошедшей войне. Обгоревшие, полузасыпанные землей каменные развалины стоят посреди открытого поля, особенно яркого и красивого летом, когда воронки от бомб зарастают прекрасными цветами, куманикой и дикорастущими травами, а сами руины зеленым ковром покрывает ползущий по камням плющ. Но зимой, когда все вокруг скрыто под снегом, страшные руины особенно бросаются в глаза и черно-белый пейзаж кажется мрачным. Местные жители даже не помышляют о восстановлении этого здания и ничего не строят поблизости от него.
Именно здесь во время одного из воздушных налетов на Плоешти и Бухарест в годы Второй мировой войны принял свою смерть от руки Ладислава Гирешци Фаэтор Ференци. Пригвожденный к полу сломавшейся после попадания в его дом бомбы балкой, он в ужасе смотрел, как приближается к нему пламя пожара. Живые вампиры горят очень долго. Гирешуи, служивший тогда в отряде гражданской обороны, увидел, что в здание угодила бомба, и бросился в горящий дом. Он приложил все силы, чтобы освободить и спасти Фаэтора, но безуспешно. Все труды оказались напрасными.
Вампир понимал, что ему пришел конец. Собрав в кулак всю свою сверхъестественную волю, он приказал Гирешци поскорее убить его. Для этого следовало воспользоваться старинным, но единственно возможным способом. Поскольку в Фаэтора кол был уже воткнут, Гирешци оставалось только обезглавить его. Остальное завершит пламя, и Фаэтор сгорит вместе со своим домом.
Ужасные воспоминания о том, что случилось тогда в развалинах, преследовали Гирешци до последних дней его жизни. Именно они послужили толчком к тому, что он начал изучать все, что связано с вампирами, и стал поистине экспертом в этом вопросе. Даже теперь, когда Ладислав Гирешци был мертв, так же как и сам Фаэтор, вампир считал себя его должником. Вот почему он готов был всем, чем только мог, помочь Гарри Кифу. Во всяком случае, это послужило одной из причин его готовности. Вторая причина состояла в том, что Гарри боролся с валахом Тибором.
Зима еще не наступила. Поэтому, когда Гарри, ориентируясь на зов бестелесного разума Фаэтора, появился из бесконечности Мебиуса возле развалин, он увидел заросшие плющом и куманикой руины последнего прибежища Фаэтора на земле. На смену лету постепенно приходила осень — деревья еще не утратили зеленую листву, но воздух был почти по-зимнему ледяным. Будь на месте Гарри обыкновенный человек, он, вероятно, промерз бы до костей. Но Гарри едва ли можно было назвать обыкновенным человеком, а потому он отлично понимал, что это был, скорее, духовный холод, леденящий не плоть, а душу, — психологическое ощущение, связанное с присутствием сверхъестественной силы. Этой силой являлся Фаэтор Ференци, и Гарри сразу же догадался об этом. Однако и сам Фаэтор почувствовал, что перед ним находится нечто, обладающее не меньшей властью и могуществом.
«Мертвые хорошо отзываются о тебе, Гарри, — мрачно зазвучал воображаемый голос вампира. — Они искренне любят тебя! Это очень трудно понять тому, кого никто и никогда не любил. Ты не принадлежишь к их числу, но они тем не менее любят тебя. Может быть, это объясняется тем, что ты, как и они, бестелесен. Знаешь, наверное, тебя можно даже назвать... бессмертным». — Последние слова Фаэтор произнес с усмешкой, с каким-то мрачным юмором.
— Если я уже успел что-то твердо уяснить о вампирах, — спокойно ответил Гарри, — так это то, что они любят говорить загадками и играть словами. Но я не за этим пришел сюда. И все же я отвечу на твой вопрос. Ты спрашиваешь, почему меня любят мертвые? Да потому, что я несу им надежду. Потому что я не собираюсь причинять им зло, потому что отношусь к ним по-доброму. Потому что благодаря мне они обретают нечто большее, чем просто воспоминания.
«Другими словами, потому что ты „само совершенство“»? — в голосе вампира теперь уже отчетливо звучал сарказм.
— Я никогда не был совершенным, — ответил Гарри, — но я понимаю, что ты имеешь в виду, и, должен
