Лорды Вамфири похитили много женщин со Светлой стороны, утолив свою похоть, они спали; спали их звери и рабы. Небо начало светлеть, близился рассвет. И когда тихий дождь пробудит их, еще до того, как первые робкие лучики солнца пробьются через горы, осветят Темную сторону и двинутся дальше, на север, вот тогда они шагнут через Врата в мир, что лежит за ними, и завоюют его. Их ничто не остановит. Но пока они спали.
Гарри-волк — когда-то Гарри-младший, потом Обитатель, а теперь вожак серого братства — спустился с гор, пересек предгорья и остановился в тени, чтобы получше рассмотреть силы зла, что расположились в сиянии Врат.
Он смотрел на них, смотрел на нагие человеческие фигуры, распятые на крестах, посередине лагеря. Этот крупный серый волк не мог ничего понять; он сам, его отец и Шайтан Падший были заняты одним и тем же: все трое хотели вспомнить. И если память Шайтана никогда его не подводила, а к Гарри-старшему постепенно возвращалась, то у Гарри-волка она с каждым мгновением таяла. Она и не могла восстановиться. Он превращался в обычного волка.
Но пока еще слабые воспоминания шевелились в нем: о женщине, лежащей в земле, которая когда-то вскормила его своим молоком; о человеке на кресте, его отце; и о девушке, тоже распятой, которая была его союзницей. А еще — о давней-давней битве в месте, называемом садом, с которой закончилась одна жизнь и началась другая; и еще об одной битве, в которой он и его серые братья не принимали участия, а были только свидетелями. Он вспомнил, что он собрался сражаться в той битве на стороне этих двоих, распятых, но... почему? Он уже не помнил. Да, это теперь уже и не имело никакого значения; битва происходила в воздухе, бойцы были огромных размеров, а он и его стая были всего лишь обычными волками. А еще он чувствовал, что когда-то нанес вред этим бедным распятым существам: мужчине, без сознания висящему на своем кресте, и женщине, в полном сознании, давно уже привыкшей к своей боли, но так и не разучившейся ненавидеть.
А позади него, в предгорьях, один из его братьев задрал морду и завыл на луну, поднимающуюся над горами. Луна в последней четверти горела золотом отраженного света, и это означало, что скоро взойдет солнце. Волчий вой отразился от гор, вернулся обратно эхом, которое слилось с ним, и Гарри-волк невольно подумал: “Т-с-с, тише! Не разбудите спящих”.
Его братья услышали его, услышала и леди Карен.
— Обитатель? — Ее мысли были тихими, как шепот, чтобы их не услышали спящие вампиры. Но они вызвали всплеск памяти, уже почти померкшей. Гарри младший понял, что она говорит с ним.
—
— Я...
— В
Ее слова сопровождались образами — это был как бы сценарий их с некроскопом путешествия в будущее, — и она засомневалась: поймет ли Обитатель, вернее, волк.
Но он понял.
—
Он увидел поленья и ворох сухих веток у подножия ее креста.
—
—
—
—
Его разум опять стал непоследовательным; он осмотрелся и вдруг подумал: что он тут делает? Его беременная с недавних пор сука, наверное, голодна и ждет, когда он вернется.
— В
В нескольких сотнях ярдов от них на каменистой поверхности равнины спали и храпели сытые бойцы. Гарри-волк нырнул обратно в тень и прыжками побежал в предгорья, где его ожидала стая. И только одна его мысль дошла до Карен прежде, чем связь между ними прервалась.
—
Он снова вернулся, он успел вовремя; вернулся, когда облака потянулись с юга, вместе с первым теплым дождем, когда в небесах за вершинами гор забрезжил серый рассвет. Он вернулся в предрассветных сумерках, незадолго до настоящего восхода солнца, невзирая на то, что спящие рабы уже начали почесываться и бормотать, просыпаясь. Вскарабкавшись на поленья и ветки костра Карен, он встал на задние лапы, приблизив свою морду к ее лицу, будто хотел поцеловать. Но ее рот зиял, словно разверстая рана, и то, что произошло между ними, не было поцелуем.
—
Мысли Шайтиса хлестнули Гарри, словно хлыстом — мысли, а следом и слова которые тот произнес вслух.
— Скоро твои муки окончатся, некроскоп. Открой же глаза и попрощайся со всем этим миром. С твоей леди, с жизнью... со всем.
Мысли Гарри были в полном порядке; его разум почти полностью исцелился, но тело — еще не совсем. Серебро в крови вампира подобно кристаллам мышьяка, поэтому его израненная плоть, его кости были отравлены. Но он услышал, как Шайтис обратился к нему, почувствовал капли дождя на своей коже и открыл полные печали глаза навстречу серому свету утра. И пожалел, что не ослеп.
Стоя на лестнице, слуги Шайтиса снимали Карен с креста. Ее голова свешивалась вниз, а руки и ноги безжизненно упали на одеяло, которое расстелили для нее на каменистой почве. Шайтис отошел от креста Гарри, подошел к своему шатру и наотмашь рубанул клинком по его растяжкам, после чего тот сморщился, словно дырявый воздушный шарик, и упал.
— А теперь, некроскоп, ты увидишь, — каркнул он, — что я честно выполняю свои обещания. Я все проделаю на виду у тебя, я возьму ее прямо здесь, чтобы удостовериться, что ты видишь, слышишь и понимаешь все. И это все будет для тебя. А когда я закончу, вот тогда ты посмотришь, как с ней будут резвиться мои бойцы. Надо же и их когда-то осчастливить. В конце концов, все они когда-то были мужчинами.
Дождь усилился; Шайтис отдавал команды. Его рабы разорвали поваленный шатер на две половины, и прикрыли ими вязанки хвороста на кострах мучеников, чтобы те не промокли. Немного погодя Шайтис вернулся к кресту; Шайтан также вышел из своего шатра и подошел к нему, похожий скорее на пиявку, чем на человека. Его глаза горели янтарным светом из-под тени черного морщинистого капюшона живой плоти.
— Пора, — сказал он, его голос был похож на булькающий кашель, — да и Врата ждут. Заканчивай с