– О, эта чертова девчонка! – и выскочила из комнаты, в бешенстве хлопнув дверью.
Она кинулась вверх по ступенькам, слезы градом катились по щекам. Тут она увидела, что в тени лестницы стоит Карадок и пристально смотрит на нее.
– Что ты пялишься на меня? Это неприлично! – крикнула она через плечо, прежде чем забежать в комнату и захлопнуть дверь.
Вскоре она услышала, как уехал Джоселин, но продолжала лежать на кровати, освещенная лунным светом, думая о том, как глупо она себя вела. Она, женщина из двадцатого века, современная и независимая во всех отношениях, здесь сейчас сходит с ума по мужчине, который умер, по крайней мере, лет за триста до того, как она родилась. Но может быть потому, что она оказалась с этим мужчиной в одном времени, чувства, которые он пробудил в ней, были сильными и настоящими. Чуть не рассмеявшись над собой, Николь вдруг подумала, что по-настоящему влюбилась в Джоселина Аттвуда. «Интересно, что со мной будет, если я именно в эту ночь вернусь в свое время?» – подумала она, засыпая.
Без него дом казался пустым, лишенным жизни. Она бесцельно слонялась по балкону, не имея возможности выйти на улицу из-за дождя, и думала о своем расставании с Джоселином, которое оказалось просто невыносимым. Наконец, когда дождь кончился, она с надеждой решила, что должна поговорить с Карадоком и узнать, не велел ли муж что-нибудь передать ей, хотя что-то подсказывало ей, что это бессмысленно.
Она нашла слугу на конюшне, он запрягал лошадь в оглобли маленькой телеги. Пока он не ощутил, что на него смотрят, она молча стояла и наблюдала за ним, решив, что он, без всяких сомнений, по-своему очень привлекательный.
– Карадок, – тихо позвала Николь, подумав, что из него лучше сделать своего друга, чем врага.
– Да? – он быстро, настороженно, как заяц, обернулся.
– Я бы хотела извиниться за то, что накричала на тебя сегодня ночью. По правде говоря, мы с лордом Джоселином немного повздорили. Я не хотела, чтобы он уезжал именно в тот момент. Но он настаивал, и я просто вышла из себя. И все же мне не следовало повышать голос на человека, который был ни в чем не виноват.
– Но я был виноват, – ответил он, – ведь это я привез новость, которая так вас расстроила.
– И все же в этом нет твоей вины.
– Но разве не говорят, что иногда гонца даже убивают, если новость оказалась плохой?
Николь хитро улыбнулась:
– Я вижу, что ты очень хорошо знаешь жизнь.
Темно-синие глаза Карадока стали еще темнее:
– Я слишком рано ее узнал, – потом добавил совсем другим тоном: – Чем я могу служить вашей светлости?
– Я хочу узнать, не просил ли мой муж что-нибудь передать мне?
– Насколько мне известно – нет.
Она почувствовала легкую досаду, но, не показывая виду, сказала только:
– Полагаю, у него не было времени, – но, заметив, что слуга смотрит на нее недоверчиво, решила сменить тему разговора: – А куда это ты собираешься?
– Я еду за вашей дочкой и служанкой. Хозяин сказал, что я должен доставить их сюда как можно быстрее.
Николь уставилась на него в изумлении:
– Но ты не сможешь просто так войти и забрать их. Сэр Дензил тебя убьет.
В глазах Карадока мелькнули веселые искорки:
– Миледи, я проделаю это так, что ваш отчим поймет, что случилось, когда будет уже слишком поздно.
– Как же ты собираешься поступить?
– Шепнуть пару слов вашей служанке, а потом мне останется только подождать ее с ребенком поблизости. Это будет самое легкое дело в моей жизни.
– Но как ты сможешь с ней увидеться?
На лице Карадока появилось хитрое выражение:
– Чтобы это устроить, существует масса способов.
– Кого-то подкупить?
– Да, и этот тоже.
И ничего больше не говоря, он легко запрыгнул на место кучера и хлестнул плетью по спине лошади.
– Но, пошла! – закричал он, и повозка медленно тронулась.
Николь взялась рукой за поводья:
– Должно быть, ты очень уважаешь лорда Джоселина, раз готов выполнить для него такое поручение. Ты всегда был его слугой?
– С десяти лет, – мрачно ответил Карадок, и прежде, чем Николь успела спросить у него еще что- нибудь, рванул поводья и повозка вылетела со двора.
Она думала, что Джоселин вернется через несколько недель, а Карадок – через несколько дней, но время шло, никто из них не появлялся, и Николь вдруг поняла, что страшно беспокоится за судьбу дочери и служанки, не говоря уже о муже. Однажды, когда она как раз думала о всех троих, ее посетила одна неожиданная мысль: «А не стала ли моя настоящая жизнь, которую теперь можно назвать прошлой, более далекой и нереальной, чем это воображаемое время, в котором я нахожусь сейчас?» Тяжело дыша от испуга, Николь попыталась сосредоточиться на том времени, в котором она когда-то жила.
Все, что она о нем помнила, было расплывчатым и казалось далеким, как сон. Неясные образы отца, его второй жены, их детей, ее матери и Джони Карстейра, всех членов ее «коллекции», даже Луиса Дейвина, которого она так любила, казались ей фотографиями в старом альбоме, наполовину забытыми и почти не тревожащими ум и сердце. Пораженная произошедшей с ней переменой, Николь в тот день просидела молча и неподвижно дотемна. Потом она взяла себя в руки и решила больше не пугаться того, что с ней происходит. Что, в конце концов, изменится, если она постоянно будет об этом думать? Сделав над собой усилие, она попыталась сосредоточиться на ходе войны.
Джоселин старался держать ее в курсе событий, к тому же раз в неделю приходил преподобный мистер Холлин, чтобы попить господского портвейна и обсудить военную ситуацию. Так что Николь знала о ходе войны почти все, несмотря на отсутствие привычных ей видов связи.
Было похоже, что король весь сентябрь пробыл в Шрусбери, его армия теперь была довольно большой за счет прибывающих каждый день сотен людей. Между тем, как говорил мистер Холлин, один из членов парламента – граф Эссекс – вышел из Лондона с войском из шести тысяч солдат, четырех из них конных, чтобы отрезать Карлу путь в Вустер, куда король предположительно должен был отправиться, так как жители этого города были полностью на стороне короля. И именно там состоялась первая военная стычка. На помощь жителям города король послал принца Руперта – этого стремительного юношу, всегда одетого в малиновый плащ, отделанный серебряными лентами, – с тысячей всадников. Они сразились с графом на Повик-бридж к югу от города, где войско принца пополнили его брат принц Мориц, сэр Джон Байрон, лорд Дигби и сын виконта Вилмора Генри. Все вместе они разбили врага. С места сражения бежало множество людей и лошадей, потерявших седоков.
В конце октября военные новости стали доходить все реже и медленней, но мистер Холлин сообщил ей, что король наконец-то собирается покинуть Шрусбери и отправиться в сторону Лондона.
– Он, несомненно, решил поменять место своего расположения, миледи.
– Боюсь, как бы Джоселин ни присоединился к нему. Ему придется возвращаться через Бристоль, а там как раз собираются роялисты, – ответила Николь, надеясь, что это правда, и боясь, что муж мог обмануть ее, и послал за Карадоком только для того, чтобы тот присоединился к нему.
– Все еще нет никаких известий? О, дорогое дитя! – мистер Холлин соединил кончики пальцев.
Николь уже знала, что этот жест означает волнение.
– Я слышал, – осторожно продолжал он, – что граф Эссекс собирается закончить войну прежде, чем
