числе еще недавно не имеющий никакого титула принц Руперт, который теперь стал герцогом Кумберлендом.
В городе было полно всякого сброда; шумные гулянки, драки и пьянки немедленно вышли из-под контроля, так что правительство запретило продажу спиртного после девяти часов вечера. Руперту как-то раз самому пришлось выйти ночью из дома и успокаивать с помощью алебарды двух разъяренных дуэлянтов, которые затеяли драку из-за лошади. Грозный сэр Артур Астон был ранен в бок во время уличной драки, и никакому разумному человеку не пришло бы в голову искать виновника. Времена были страшные, и Николь искренне скучала по Карадоку, все еще находившемуся на шпионской службе по заданию Руперта. Она была бы совсем не против, чтобы именно он сопровождал ее по мрачным и опасным улицам города в ночные часы.
– Я уверена, мадам, – заговорила Джекобина, обращаясь к королеве, – что известие об успехе принца Руперта в Мидланде, несомненно, согрело ваше сердце.
Генриетта-Мария нервно заерзала на стуле и положила руку на живот.
– Эти разговоры о войне приводят лишь к тому, что малыш начинает брыкаться – ответила она. – Неужели мы не можем поговорить о чем-нибудь другом?
С ее стороны было умно поменять тему разговора: все знали ее неприязнь к племяннику своего мужа. Гостям оставалось лишь стерпеть ее каприз и заговорить о чем-нибудь другом. Это не составило большого труда, потому что в этот момент появился красивый молодой певец, и все стали внимательно слушать его. Николь от души наслаждалась пением и думала о том, что через три с половиной столетия из него бы обязательно сделали мальчика-стриптизера. Певец владел вниманием «публики» вплоть до ужина. Когда пришло время садиться за стол, Николь, наконец-то, оказалась лицом к лицу с Джекобиной. Девушка-фея сделала инстинктивное движение, пытаясь оказаться подальше, но Николь протянула руку и задержала ее.
– Послушай, – сказала она спокойным, но в то же время умоляющим голосом. – Я не могу больше выносить этих странных отношений между нами, тем более, что они возникли из-за непонимания. Принц Руперт действительно ищет моей благосклонности, но это ничего не значит, он поступает так только для того, чтобы досадить принцу Уэльскому. А на самом деле я совершенно не интересую его.
Это была ложь, но Николь прекрасно знала, что подруга увлечена принцем и потому лгала она исключительно из лучших побуждений.
– Мне трудно в это поверить, – с прохладцей ответила Джекобина.
– Я понимаю тебя. Но все же я бы очень советовала тебе, когда принц снова будет в Оксфорде, постарайся обратить на себя его внимание, и он тут же перестанет смотреть на меня. Вся беда в том, Джекобина, что ты в его присутствии становишься ужасно застенчивой, и он не замечает, насколько ты красива.
– Я абсолютно уверена в том, что он влюблен в тебя, – произнесла Джекобина и отвернулась, показав свой гордый профиль.
Николь фыркнула:
– Какая чушь! Он же прекрасно знает, что я счастлива в браке. Человек такого ума, как у принца Руперта, не должен тратить время на такое безнадежное мероприятие.
– Ты действительно так считаешь?
– Конечно. Давай лучше подумаем, как тебе лучше завести с ним интрижку.
– Почему только интрижку?
– Ну, как же, ведь Эмеральд Дитч гадала тебе, а я считаю, что она действительно обладает даром предвидения. Так что если он, то есть я хотела сказать – она – права, то совершенно невозможно, что ты и принц Руперт будете долго вместе.
Черты лица Джекобины немного смягчились.
– Извини, что я вела себя совсем не по-дружески. Мне надо было догадаться, что ты гораздо лучше, чем я о тебе думала. И еще. Я хочу сказать тебе, что вы с Джоселином просто созданы друг для друга, – сказала она.
– Неужели? – спросила Николь, удивляясь тому, что услышала.
– Да! – с большим чувством произнесла Джекобина. – Вы оба выглядите абсолютно уверенными в своей любви.
Малышка Миранда имела для Николь большое значение, будто она сама ее родила, ей иногда казалось, что она и в самом деле сделала это. Потому что теперь, когда она думала о перемещении, она смутно вспоминала острую боль, повторяющиеся схватки, как она тужилась и громкий тонкий плач ребенка. Все эти мысли вызывали в ее голове непроизвольный вопрос: в какой момент кончилась жизнь Арабеллы и в ее теле оказалась душа Николь Холл. В теле, которым она теперь владела с таким наслаждением, ее фигура была такой миниатюрной, а грудь на удивление полной и красивой.
Миранда тоже отпраздновала свое двухлетие: она весело расцеловала мамочку, запутавшись, правда, в длиннющем платье, которое делало ее похожей на взрослую женщину в миниатюре. Николь от кого-то слышала, что король не разговаривал до трех лет, и его отец, известный в Англии, как Яков Первый, а в Шотландии – Шестой, решился было подрезать ему голосовые связки, надеясь, что это поможет. К счастью, таких ужасных мер удалось избежать. Теперь, думая об этом, Николь не могла нарадоваться, что Миранда постоянно о чем-то болтает, хотя и не всегда понятно о чем. Подрастая, она все меньше становилась похожа на Майкла Морельяна, а все больше просто на маленькую девочку. Однако ее глаза сохраняли все тот же темно-синий, почти сиреневый цвет, как у отца, что в будущем, несомненно, придаст пикантность ее красоте.
Через несколько дней после ее дня рождения, которое они отпраздновали шестнадцатого марта, в Оксфорд пришло известие о самом, пожалуй, блистательном подвиге принца Руперта Он с небольшой группой всадников сумел снять осаду Ньюарка, налетев, как молния, на войско сэра Джона Мелдрума, разгромив его и обратив оставшихся в живых в бегство. Это было большой победой роялистов, но «круглоголовые» недолго оставались в долгу. Двадцать девятого марта несколько отрядов из Лондона атаковали королевскую кавалерию в Шеритонском лесу. Несмотря на то, что сначала они были отброшены мушкетным огнем, Уильям Уоллер сумел собрать свое войско и укрепить его с помощью кавалерии сэра Уильяма Бэлфора, «красномундирников» сэра Артура Хазелри и войска лестерширских кирасиров, прозванных так за свои доспехи, похожие на раковины. Объединенными усилиями им удалось разгромить роялистов и обратить их в бегство.
Некоторым казалось, что положение короля дало заметную трещину на юге Англии. Что касается сэра Ральфа Хоптона, многие считали, что он после потери зрения в сражении при Лэнсдаун Хилл, так никогда и не восстановит свой авторитет среди солдат. Тот, кого король называл «преданным роялистом из шеритонского леса», «бравым, старомодным полководцем», был на самом деле престарелым графом фортом, утратившим свое влияние и серьезно страдающего подагрой. В результате этого поражения в его войске значительно упали моральный дух и дисциплина, а среди солдат нашлись «болтуны», которые шептали о том, что даже Оксфорд находится под угрозой. Настроение у Николь было подавленное, и это усиливалось еще и предчувствием чего-то трагического, что должно было случиться, хотя она не могла бы с уверенностью сказать, произойдет ли это лично с ней, или будет касаться всех жителей города. Именно это предчувствие заставило ее как-то вечером выйти из дому и отправиться на прогулку вдоль городской стены по направлению к Магдален Гроув. Там теперь был устроен полигон для тяжелых орудий, которые доставлялись туда с помощью лошадей и быков. Стоял теплый апрельский вечер, во всем чувствовалось дыхание весны. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались сады, озаренные лунным светом, темные тени деревьев пересекали тропинку, по которой шла молодая женщина. Она чувствовала смутную тревогу, подобно пущенной по следу борзой, подобно дебютанту, собирающемуся в первый раз выйти на сцену. Ей вдруг ужасно захотелось снова стать актрисой, возвратиться в свой прежний образ и снова побыть Николь Холл. Именно в этот момент совершенно неожиданно произошло то, что она предчувствовала уже давно. От дерева отделилась высокая темная фигура. Не успев опомниться, Николь оказалась в объятиях мужчины, страстно ее целующего. От него пахло спиртным, хотя кожа на лице была мягкой и гладкой, а чистые, длинные волосы источали нежный аромат лаванды. Ко всему этому примешивался особый мужской запах, по которому она с точностью определила, что это не Джоселин.
