навестить нас. Я знаю, что Грейс очень скучает по всем своим мэйфилдским друзьям. – В ответ на удивленный взгляд Николаса миссис Тревор, засмеявшись, объяснила. – Вы, конечно же, знаете ее только как Генриетту. Моя дочь считает, что первое имя не подходит ей.
«Теперь подходит», – с грустью подумал Николас, глядя на свою бледную и тихую возлюбленную.
– Мне нравятся оба имени, – тактично заметил он, целуя протянутую ему руку.
Николас заметил короткий оценивающий взгляд, брошенный на него мисс Тревор. А вдруг он понравится ей настолько, что она, несмотря на его бедность и недостаточно высокое происхождение, согласится принять его в качестве зятя?..
– Проходите и садитесь рядом со мной, лейтенант, – улыбнулась миссис Тревор. – Генриетта отзывается о вас как об очень отважном молодом человеке, и мне очень хотелось бы послушать рассказы о ваших приключениях, если, конечно, вы вправе о них говорить. – Николас кивнул, соглашаясь, и Люси Тревор продолжала: – Моя дочь также утверждает, что вы выдающийся музыкант. Не согласитесь ли вы сыграть для меня и старших дочерей после того, как мы пообедаем? Младших я отошлю, чтобы они нам не мешали.
– С удовольствием исполню вашу просьбу, мадам.
– А вы захватили с собой лютню?
– Она в моей седельной сумке. Я почти никогда не путешествую без нее.
– Обладай я хотя бы наполовину таким талантом, как вы, – впервые подала голос Генриетта, – то вообще никогда не расставалась бы с лютней.
По-видимому, чувства Николаса слишком явно отразились у него на лице, потому что в ответ на его благодарную улыбку Генриетта побледнела и уткнулась взглядом в пол. После этого, несмотря на то, что обед длился около двух часов, она ни разу не обратилась к нему. Генриетта не произнесла ни слова и потом, когда трапеза завершилась, и она, ее мать, Элизабет, младшая Люси, Мэри и Анна заняли свои места, приготовившись слушать Николаса, между тем как Маргарет, Рут, Гертруда, Арабелла и маленький Джон отправились на лужайку под липами играть в кегли.
Как всегда, стоило ему коснуться струн, Николас сразу же преобразился, и миссис Тревор, глядя на его подвижные черты, поймала себя на том, что желала бы, чтобы этот молодой человек, столь очевидно и безнадежно влюбленный в ее дочь, занимал более высокое положение, которое позволило бы ей приветствовать его как члена семьи.
Но эти мысли исчезли, когда она откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза, слушая прекрасную лирическую мелодию. Чарующая песнь любви всколыхнула в миссис Тревор такое множество воспоминаний, что она тихонько плакала, скорбя о потере своего любимого супруга, покинувшего ее так рано, когда ему было каких-то сорок лет. Когда музыка прекратилась, миссис Тревор открыла глаза и увидела, что Генриетта тоже плачет, уткнувшись в платочек.
– Благодарю вас, благодарю, лейтенант Грей, – с чувством произнесла хозяйка, хлопая в ладоши. – Однако я не смею злоупотреблять вашей добротой. Уверена, вы не станете возражать, чтобы Генриетта показала вам парк. Там очень красиво в это время дня, и вы сможете подышать свежим воздухом.
Поклонившись миссис Тревор, Николас предложил Генриетте руку, и, не обменявшись ни словом, они вдвоем спустились по широкой лестнице, пересекли двор и, наконец, спрятавшись под сенью деревьев, оказались наедине.
Только там, убедившись, что они находятся вдали от посторонних глаз, Николас повернул к себе Генриетту и спросил.
– В чем дело? Вы не сказали мне даже двух слов и бледны как смерть. Генриетта, что вас тревожит?
Она не ответила, только затрясла головой, и слезы опять потекли по ее щекам.
– Это из-за Чаллиса? Он что, бросил вас? Я угадал?
– Нет, нет, – разрыдалась она. – Он не бросил меня. Ему пришлось уехать, чтобы спасти свою жизнь. Он прячется… О нет, я не должна говорить об этом никому, а вам – менее, чем любому другому. Но он вернется, когда у него будет достаточно денег, чтобы стать джентльменом.
Николас громко рассмеялся.
– Дорогая моя, Чаллис никогда не сможет стать джентльменом. Скорее луна станет синей. То, о чем вы говорите, означает лишь, что он перестанет грабить на дорогах и осядет где-нибудь в одном месте. Это совсем другое дело.
Генриетта сердито взглянула на него.
– С вашей стороны жестоко смеяться надо мной, лейтенант Грей. Джейкоб любит меня и хочет на мне жениться.
– И, как я полагаю, ваша матушка даст свое согласие на этот брак?
– Может быть, если он изменится и выдаст себя, скажем, за негоцианта.
Николас покачал головой.
– Ну, если все настолько благополучно, почему же вы так печальны?
В его тоне была нотка сарказма, и Николас понимал это, но ничего не мог с собой поделать. Он любит ее безумно, бесконечно, а вот теперь вынужден стоять и наблюдать, как она плачет о другом мужчине. Но худшее было еще впереди.
– Я плачу не только потому, что разлучена с ним, Николас. Я так боюсь.
Его голос стал более нежным.
– Чего же, моя любимая? Никто не посмеет обидеть вас, пока я рядом.
Генриетта стиснула его руку и понизила голос до шепота.
– Можете ли вы дать мне слово, что никому не скажете, если я о чем-то вам расскажу?
– Клянусь собственной жизнью.
– В таком случае… Мне кажется, у меня будет ребенок.
Мир перевернулся, свет померк, и Николас понял, что достаточно было одного мгновения, чтобы его сердце разбилось.
– Понимаю. Это, конечно, Чаллис. – Генриетта кивнула, и у него опять мелькнул луч надежды. – Он воспользовался вашей слабостью? Он обманул вас, применил силу? Если так, то я убью его.
– Нет, нет, – запротестовала она, вновь начиная плакать. – Я сама этого хотела, сама принесла себя ему в дар. Я приходила к нему – и не один, а много, много раз – до того, как нам пришлось разлучиться. Мы оба в равной степени виновны в том, что произошло.
Николас не ответил, борясь горячими, яростными слезами.
– Вижу, что я шокировала дорогой мой, я ничего не могла. Когда-нибудь и вы встретите женщину, которая станет для вас всем на свете, и тогда вы поймете, что это значит – любить.
Он с силой привлек ее к себе.
– Я уже встретил такую женщину – вас, и вам это известно. О Господи, я охотно бы отдал жизнь, чтобы поменяться местами с этим негодяем. Будь все проклято. Генриетта, вы разбили мое сердце.
Николас оттолкнул ее и отвернулся, чтобы скрыть слезы, которые не мог больше сдерживать. Встав рядом с ним, Генриетта сказала:
– Если бы не было Чаллиса, наверное, я полюбила бы вас, Николас. Понимаете, я и теперь люблю вас. Но не так, как вам хотелось бы. В этом вся трагедия. Тем не менее, жизнь продолжается. Так было и так будет всегда. Я глубоко и нежно люблю вас, Николас Грей.
Они обнялись. И Николас, и Генриетта плакали, осознавая трагизм и безвыходность ситуации. Их слезы смешивались, а потом они обменялись одним могучим, всеобъемлющим поцелуем. Он вобрал в себя все, что они значили друг для друга, и вся их прошлая любовь и дружба смешались и расплавились в этот необыкновенный момент всепоглощающей, запредельной страсти.
– Я буду любить вас всегда, до последнего вздоха, – прошептал Николас.
– И я вас. Николас, мой дорогой, мой единственный друг.
Взявшись за руки, они молча прогуливались по аллее, радуясь воцарившейся между ними гармонии.
– Как мне помочь вам? – спустя некоторое время спросил он. – Может быть, вы хотите, чтобы я передал от вас весточку Чаллису? Клянусь, что не выдам его. Полагаю, он еще не знает про ребенка?
